Секретная миссия Рудольфа Гесса
Шрифт:
В конце речи, прежде чем прикрепить новоявленным "Пионерам Труда" золотые медали, каждому из них он сказал теплые слова; последним шел Мессершмитт:
"Вы, товарищ профессор, доктор Мессершмитт, являетесь создателем лучшего в мире истребителя. Из собственного опыта я знаю, с какими трудностями вам приходилось сталкиваться, чтобы протолкнуть ваши новые идеи. Вопреки всему вы отстояли свои гениальные разработки, благодаря которым германские вооруженные силы в воздушном бою обладают бесспорным превосходством над врагом. Это говорит само за себя, как говорит за вас".
В заключение он вручил "Золотой Флаг" образцового предприятия и следующее "соревнование за лучшие показатели" 1941–1942 гг.
4 мая Гесс находился в Берлине по случаю речи фюрера в оперном театре «Кролль», до сих пор используемого как Рейхстаг. Вместе с Гитлером, кроме него, вошли Геринг, Гиммлер и министр внутренних дел доктор Фрик. Присутствовавшие депутаты поднялись с мест, и под потолком пронесся рокот одобрения. Гитлер говорил, как после падения Франции. Он чувствовал себя победителем и о Черчилле упоминал с ироничным презрением. Легко представить, какую бурю эмоций переживал Гесс, когда думал о том, что ему предстоит. Смесь гордости, безысходности и сдерживаемого восторга.
Тем временем Черчилль наслаждался теплым солнечным днем в загородном имении премьер-министра, Чекерсе. Предыдущей ночью стрелки часов перевели на час вперед, чтобы увеличить британское летнее время. Пока остальные гости резиденции, в число которых входил капитан Хиллгарт, морской атташе в Мадриде — и "страстный последователь Сэма Хора", как заметил о нем Джок Колвилль, пили в доме чай, Черчилль в кресле на лужайке колдовал над специальными желтыми шкатулками.
На другое утро, в понедельник 5 мая, в Рейхсканцелярии в Берлине проходила последняя, как оказалось, встреча Гесса с Гитлером. Беседа получилась долгой и длилась не менее четырех часов. О чем они говорили, неизвестно, потому как свидетелей не было. Но судя по продолжительности и по тому, как временами из-за дверей доносились их возбужденные голоса, как явствует из отчета помощника, ожидавшего в приемной, ясно, что дела обсуждались серьезные. Почти наверняка касались они вопроса его миссии в Великобритании. Когда двери кабинета наконец открылись и мужчины вышли, Гитлер, по свидетельству все того же помощника, словно прощаясь, положил руку на плечи Гесса. Последними его словами, обращенными к своему заместителю, были, по всей видимости: "Гесс, ты всегда был законченным упрямцем".
Из Берлина Гесс поехал в Аугсбург, очевидно для того, чтобы проверить произведенные для его «Мессершмитта» изменения. Потом он вернулся домой и пригласил Альбрехта Хаусхофера, чтобы выслушать его доклад о поездке в Женеву. Записей об этой беседе также нет. В субботу Альбрехт звонил матери, после чего в своем дневнике она заметила, что его миссия закончилась "не безуспешно". В понедельник она добавила, что его дискуссия с Буркхардтом в Женеве "оказалась не такой уж безрезультатной, что во много раз превосходило их ожидания".
Два месяца спустя Карл Хаусхофер написал Гансу Ламмерсу в Канцелярию Гитлера, что новости, которые Альбрехт привез из Швейцарии, оказались столь многообещающими, что Гесс велел ему осуществить немедленные приготовления ко второму визиту; после войны он сказал Эрике Манн, что "Гесс, похоже, остался доволен" тем, что привез ему из поездки Альбрехт. Однако, как известно, своему американскому следователю после войны он сказал, что не знает, о чем говорили Гесс и его сын во время последней встречи перед полетом Гесса. Это не согласуется с его поздними утверждениями, что Буркхардт согласился
Примерно в это время в Мадрид прибыл агент Риббентропа, Гардеманн, и попросил дона Хоакина Боа, близкого друга бывшего министра иностранных дел Испании Хуана Бейгбедера, поговорить с Бейгбедером на предмет возможности его беседы с Хором, с тем, чтобы выяснить, что думают британцы насчет мира и каково их общее настроение. Ясное дело, немцы представляли себя победителями, но, поскольку они собирались заняться переделкой мира, они хотели знать, что думают на этот счет англичане; предположительно, речь шла о Британской империи. Хотя свою попытку Гардеманн сделал до полета Гесса, неизвестно, когда Бейгбедер виделся с Хором. Информация об этом обращении к Хору поступила только после 20 мая с дипломатической почтой. Он писал об этом, как о "любопытной и секретной записке, только что поступившей ко мне от Бейгбедера".
Из сказанного ясно, что Хор, хотя и дал повод Хоенлове, бывшему студенту Альбрехта Штамеру и через Бейгбедера Гардеманну думать, что он сторонник мирных переговоров, дело ограничилось предварительным прощупыванием. Ясно и другое, что к 1 мая то есть к моменту, когда Гесс приказал внести последние изменения в свой «Мессершмитт», он принял решение лететь в Шотландию, чтобы встретиться с герцогом Гамильтоном. Поскольку герцог, офицер Королевских ВВС, находился на действительной военной службе, Гесс не мог знать, что он будет в Шотландии, если только не получил соответствующую информацию в ответе на письмо Альбрехта, сфабрикованном "Комитетом двойного креста" майора Робертсона. Если это было так, то Альбрехту ничего об этом не сообщили. Такой вариант не исключается, поскольку о своем намерении лететь Гесс не говорил ни Карлу, ни Альбрехту Хаусхоферам. Как следует из письма Ильзе Гесс, написанного Гиммлеру в конце войны, Гесс в действительности никогда не любил Альбрехта. В отрывке, касающемся Альбрехта, исчезнувшего после неудавшегося покушения на жизнь Гитлера 20 июля 1944 года, она писала рейхсфюреру, что не доверяла Хаусхоферу и всегда испытывала к нему неприязнь. Из бумаг мужа, оставшихся в бронированном сейфе после его полета в Шотландию, она узнала, что Альбрехт играл роль посредника. "От одной только мысли, что Альбрехт может сделать [если находится сейчас за границей], меня бросает в дрожь, ибо мой муж лично о нем никогда не пекся…"
Кроме вопроса, как Гесс узнал о том, что Гамильтон будет в Шотландии, интересно выяснить, что думал по поводу принятого Гессом решения Гитлер, так как, что бы Гесс ни делал, он делал это во имя фюрера.
Проникнуться мыслями Гитлера того периода можно, прочитав записи, сделанные в то время фон Вейцзекером из министерства иностранных дел. Фон Вейцзекер возражал против похода на восток, считая, что более важно сначала урегулировать отношения с Англией. 1 мая Гитлер разъяснил ему свой взгляд на эту проблему. С Россией, говорил он, можно справиться без ущерба для себя в вопросе с Англией, которая падет в грядущем году с Россией или без России. Британскую империю тогда нужно будет поддержать; в то время как Россию нужно будет «обезвредить».
Фюрер делился своими взглядами на французов, называя их низшей расой. Он призывал консолидировать Европу и указать романской группе народов ее истинное место. В связи с этим он затронул излюбленную тему, связанную с реконструкцией Берлина; по его мнению, в Европе мог быть только один главный город; не могло быть "Берлина, и Лондона, и Парижа, мог быть один Берлин". Он собирался сделать Берлин могущественным и прекраснейшим городом мира, "центром тяжести Европы, следовательно, ее столицей".