Секретная миссия Рудольфа Гесса

Пэдфилд Питер

Вероятным и наиболее правдоподобным объяснением происхождения утверждений Вольфа Рюдигера насчет убийц из САС и тайного намерения британского правительства оставить его отца в Шпандау при публичных выступлениях за его освобождение является советская дезинформация. Как видно из подшивки советских документов по Гессу, собранных в досье под именем "Черная Берта", под которым он якобы был известен в кругах гомосексуалистов, и недавно открытых для ознакомления, невооруженным глазом видно, что Вольф Рюдигер, доктор Зейдль и ассоциация "Свободу Рудольфу Гессу" в целом стали пешками в игре КГБ, задуманной с целью поссорить Западную Германию с союзниками по НАТО. Судя по жалостливо-резкому тону его книги, Вольф Рюдигер пал жертвой этого плана. "Смерть Рудольфа Гесса?" стала бестселлером и выдержала несколько изданий; десятки тысяч немцев

поверили в содержащиеся в ней голословные политические заявления. КГБ в данном случае (если это действительно дело его рук) добился удивительного успеха, частично этому способствовала несгибаемая решимость Великобритании сохранять официальную секретность.

Второй вывод, который можно сделать из провала попытки службы государственного обвинения продолжить расследование, состоит в том, что еще более нелепые инсинуации Хью Томаса не имеют основания.

Первой задачей в расследовании убийства или самоубийства является установление личности жертвы. Говард Джонс был знаком с измышлениями Томаса; он встречался с ним и обсуждал его доводы. Если бы он выявил факты в пользу утверждения, что человек в Шпандау не был Гессом, это, вероятно, стало бы достаточно «неоспоримым» основанием для продолжения следствия, поскольку в связи с этим возник бы второй составляющий элемент расследования убийства: мотив. Если бы заключенный номер 7 был самозванцем, британское правительство имело бы достаточно оснований приложить все усилия, чтобы не выпустить его из Шпандау живым. Следовательно, можно сделать вывод, что Гесс был Гессом, как и утверждал он сам, когда появилась первая книга Хью Томаса; вопрос, что он хорошо сыграл свою роль, не стоит.

Но остаются вопросы, связанные с его полетом. Вряд ли когда-либо найдутся на них удовлетворительные ответы, даже после 2017 года. После рассекречивания папок министерства иностранных дел Великобритании, наверняка, всплывет письмо, привезенное им герцогу Гамильтону; если это не случится, то будут все основания говорить о серьезной секретности. Письмо может дать ответ на вопрос, действительно ли он попался на приманку Великобритании, если да, то как и с чьей помощью. Если ничего этого в нем нет, тогда не понятна вся эта ложь и секретность, с ним связанная.

Его полету есть несколько объяснений. Первое, которого придерживаются ныне здравствующие бывшие чиновники министерства иностранных дел, непосредственно причастные к его делу и работавшие под началом Кадогана (Роджер Мейкинс (ныне лорд Шерфилд) и (ныне) сэр Фрэнк Роберте, а также Роберт Сесил, находившийся на службе у сэра Стюарта Мензиса и просматривавший письма Гесса), заключается в том, что Гесс был человеком несколько неадекватным и совершил полет по собственной инициативе, искренне полагая, что сумеет убедить британцев сместить Черчилля и остановить напрасную войну двух белых народов — до нападения на Россию. Эта надежда соседствовала с личным желанием совершить подвиг и восстановить свое пошатнувшееся, как ему казалось, положение при фюрере. Люди искали иных, скрытых причин, так как это объяснение столь экстравагантному поступку представлялось слишком простым. На самом деле секретной подоплеки в его действиях не было, а лишь отсутствие логики.

Второй возможный вариант, которого придерживается ряд историков и писателей, заключается в том, что в Великобритании существовала мощная оппозиция, не надеявшаяся на победу, считавшая войну бессмысленным жертвоприношением человеческих жизней, напрасной тратой средств, ведущей к падению Британской империи и торжеству советского большевизма или американского экономического империализма. Естественно, такие люди были, и в своем диагнозе они не ошибались: все три опасности реализовались. Не приходится сомневаться, что такие чувства были сильны среди крупнопоместной аристократии и особенно сильны в Сити Лондона. Не вызывает сомнения и то, что финансисты Сити и Германии имели возможность общаться посредством банка Международного урегулирования в Базеле. Однако каких-либо сведений о контактах с Гессом конкретной группировки с планами сместить Черчилля не выявлено. Если такие сведения имеются в досье по Гессу и «миротворцах», засекреченных до 2017 года, странно, что бывшие сотрудники министерства иностранных дел, занимавшиеся делом Гесса, не помнят об этом. Прибытие Гесса произвело такой фурор, что предшествовавшие тому причины не могли быть забыты теми, кто должен был знать о них, имейся о них упоминания в официальных документах. Вторым, не менее сильным, доводом против этого является выбранный Гессом человек — герцог Гамильтон. Если

бы он прибыл с тем, чтобы вести переговоры с настоящей оппозицией, якобы пригласившей его, они бы не предложили офицера, на защиту чести и достоинства которого впоследствии встали Черчилль и министр авиации.

Это, в свою очередь, ведет к третьему возможному варианту: что он попался на приманку британских секретных служб, в частности "Комитета двойного креста". Те, кто ищет рациональное объяснение (в противоположность нелогичному «событию», в которое, следует подчеркнуть, все еще верят сотрудники министерства иностранных дел, занимавшиеся этим вопросом), должны подписаться под этой теорией. Из мемуаров Душко Попова и, по крайней мере, одного немецкого отчета, упоминавшего дезинформацию, пущенную Поповым, известно: "Комитет двойного креста" намеренно преувеличивал количество и могущество «неудовлетворенных» элементов в Великобритании и называл имена людей, якобы влиятельных, готовых заключить мир на любых условиях. Далее, известно, что Тар Робинсон из "Комитета двойного креста" предпринимал попытки уговорить герцога Гамильтона встретиться с Хаусхофером. Кроме того, реакция Черчилля, Кадогана и Джока Колвилла на известие о появлении Гесса позволяет предположить, что они заранее знали, что предстоит его прибытие или кого-то еще. Также известно, что существуют и другие аспекты дела, засекреченные для общественности. Возможно, что в них раскрывается причастность к делу секретных служб.

Наибольшее удивление вызывает тот факт, что Гесс поставил на карту успех столь важной миссии, решив, что найдет герцога Гамильтона в его поместье — во время войны этот шанс практически равнялся нолю, Конечно, герцога там не оказалось, да и с чего ему быть там, если на базе ВВС у него имелся дом. Тот факт, что эта основополагающая часть столь тщательно продуманного во всех других отношениях и безукоризненно выполненного плана зависела от случайности, не может быть объяснен простой беспечностью — в противном случае это было бы идиотизмом. Гесс был явно странным, фанатичным и наивным, но он не был законченным кретином; он не утвердился бы на вершине нацистского аппарата, не обладай он проницательностью, умом и хитростью. Разумно предположить, что не обошлось без вмешательства "Комитета двойного креста". Подробности, вероятно, никогда не станут известны, но были контакты, осуществлявшиеся через Швейцарию, Швецию, Испанию и Португалию и посредством радиопередач, и число им легион; многие из них упоминались в этой книге.

Из его повторявшихся просьб в плену, в Шотландии и Митчетт-Плейс, ясно, что он ожидал, что герцог Гамильтон познакомит его с влиятельной «оппозиционной» группой. Если такая группа действительно существовала, Гамильтон в нее явно не входил. Вместо того, чтобы удовлетворить просьбу Гесса, он информировал о ней Черчилля, после чего началась игра. Таким образом, трудно, если не сказать невозможно, поверить в версию, ставшую фактически официальной, что Гесс предпринял свою рискованную миссию, полагаясь на ничтожно малый шанс, что Гамильтон проводит выходные в своей загородной резиденции и состоит в близком контакте с оппозиционной Черчиллю группировкой. Поверить в это значит предположить, что он вылетел из Аугсбурга, не подготовившись к операции и ничего за душой не имея, кроме пожелания донести свои идеи до сочувствующих и влиятельных бриттов, о чем без устали твердил после приземления. Если это так, то он был действительно сумасшедшим.

Резолюция, написанная Черчиллем в апреле 1945 года, перед самым окончанием войны в Европе, указывает, как он переживал по поводу уязвимости положения Гамильтона и слухов о причастности секретных служб. Она касалась визита герцога в Соединенные Штаты, который он намеревался нанести с целью участия в конференции операторов авиалиний. Было ясно, что пресса не даст ему покоя и будет изводить вопросами относительно его роли в деле Гесса. В связи с этим Черчилль инструктировал министра авиации:

"Русские очень подозрительно относятся к инциденту с Гессом, у меня был продолжительный разговор на эту тему в Москве с маршалом Сталиным; он все время твердил, что Гесс был приглашен нашей секретной службой. Не в наших интересах, чтобы теперь все это всплыло. Поэтому я настоятельно требую, чтобы герцог ни в коем случае не предпринимал этот шаг".

Выражение "ни в коем случае" предполагает высшую степень беспокойства, проявляемую им на этой стадии почти что завершившейся войны. Что такое мог сказать герцог Гамильтон американской прессе, чего он никогда не говорил ни жене, ни старшему сыну?