Секретная просьба (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Что тут, приют? — расшумелся боцман Семён Ванюта. — Да по какому уставу, какому приказу, чтобы на боевом корабле дитё! К тому же, кхе-кхе… особа женского полу.
Пытается Виров всё объяснить Ванюте. Мол, случай редкий. Родные расстреляны. Тут чуткость большая нужна.
— Но, но! — прикрикнул Ванюта. — Все вы теперь агитаторы. Расстреляны? Подумаешь, чем удивил. Да нынче расстрелянных, нынче повешенных, нынче этих бездомных сирот!.. Эх, жизнь ни в копейку пошла человечья! Как снег по зиме —
Ванюта хоть ростом не очень выдался. Да телом крепок, надёжно сбит. Ремень, как обруч, обхватил животину. Челюсть железной подковой торчит. Желваки на лице и слева и справа, словно поднял два голыша у моря и сунул себе за щёки.
Ванюта пятнадцатый год на флоте.
В Цусимском [21] бою тонул. У Готланда [22] в бою тонул. Дважды ранен. Дважды контужен. Две медали лежат у него в сундучке.
— Это, если каждого да пожалеть, — не утихает Семён Ванюта, — каждого да на корабль, флот от груза такого потопнет.
21
Цусимский бой произошёл в русско-японскую войну в 1904 году.
22
Бой у Готланда — один из морских боёв первой мировой войны.
— Семён Захарыч, да пусть же останется. Она же в воробьиное пёрышко вес.
— Молчать!
— Эх, киркой не пробьёшь сердце!
— Ну-ну, разговорчики!..
— Тише, тише, товарищ боцман. Хоть и флот, а Советская нынче власть.
— Ну его, — ругнулись матросы. — Ступай к комиссару.
— К комиссару?
— А что же, в самый оно аккурат.
Комиссаром на «Гаврииле» свой человек, из флотских — бывший матрос Лепёшкин. Николай Петрович Лепёшкин — он и есть комиссар.
О чём и как с ним беседовал Виров, о том неизвестно. Не скоро вернулся назад матрос. Только шёл — лицо как огнём светилось.
— Порядок? — кричат матросы.
— Порядок.
— Полный?
— Полнейший. А как же — на то комиссар!
Ночь. Матросский кубрик. Четыре постели. Справа и слева, по две, одна над другой. Слева на верхней лежит Анюта. На нижней Виров. Рядом храпит Печенега. Сверху направо, так же как Нюта, свернулся в калачик товарищ Ли.
Лежит в сторонке Нютино платьице, лёгкое платьице из бумазеи. Полусапожки в углу стоят.
Устала, забылась, уснула Нюта. На новом месте Нюта видит свой первый сон.
Утро. Берег Миасса. Нюта, мать и отец. Тоже весна. Только не этого, прошлого года. Вишни кругом в цвету. Луговина покрыта кашкой.
Солнце катит по небу.
«Много вёсен тебе, Анюта!» — солнце кричит Анюте.
Речка бежит певунья. Плещет в песок голубой волной:
«Много вёсен тебе, Анюта!»
Ветер ласкает травы.
«Много
Улыбнулась во сне Анюта. Тише. Вы слышите: тише! Нюте снится счастливый сон.
Разве подобает матросу ходить в бумазее. Юбкой тереть борта.
Матросу нужна бескозырка. Матросу нужны рубаха, брюки суконные, брюки рабочие, нужен ему ремень — и простой, и тот, что с широкой, форменной бляхой. Матросу нужна фуфайка. К осени нужен бушлат. Нужен к зиме башлык.
Ну и, конечно, нужна тельняшка. Чтобы сердце прикрыть моряцкое.
Всё это вынь и положь.
Старались, шили матросы наряд для Нюты. Нашлись портняжного дела и здесь мастера.
Комендоры Хохлов и Зига занялись бескозыркой. Минёр Иванов раскроил рубаху. С брюками возится смазчик Ли. Перешивает тельняшку Виров. Раздувает утюг Печенега.
Вот с башмаками только загвоздка. Есть и крой, и подмётки, и каблучный набор. Колодок для Нюты нет.
Да это, пожалуй, не к спеху. Есть же у Нюты девичьи полусапожки. Ну что же, походит она пока в таких.
Бойко идёт работа. На эсминце ответственный день.
А вот и примерка.
Надевает Нюта рубаху. Рубаха что надо, сшита по форме. Ворот матроссий вдоль плеч лежит. А брюки, взгляните на брюки: в коленках дудочкой, книзу клёшем — флотской моды последний крик.
Бескозырку надела Нюта. Точно по мерке, в самую тютельку.
Ленты, как косы, забросила девочка. Моряцкий, заправский вид.
Подошёл Наливайко, сдвинул у Нюты слегка бескозырку — чуть на лоб и чуть набекрень.
Кто-то подставил зеркало.
Глянула Нюта. Зажмурилась Нюта. Перехватило у Нюты дыхание. Спасибо, Хохлов и Зига. Спасибо, товарищ Ли.
— Ты тельняшку, как жизнь, береги, — наставляет девочку Виров. — Без тельняшки матроса нету.
Любуются Нютой балтийцы.
— Первого ранга, никак, капитан.
— Выше, выше, — смеются матросы. — Сам адмирал!
Улыбается, счастлива Нюта. Взглянули бы мать и отец!
Любила Нюта свою косичку. Косичка хоть в палец, почти что в гвоздь. А всё же косичка.
Заплетала Нюта её, расплетала. Ленты свои берегла.
На корабле матросы почти что все острижены. Есть и такие, которые бриты.
Только у Нюты одной косичка.
Мешает Нюте теперь косичка. Из-за неё бескозырка не так сидит.
Подошла девочка к Вирову:
— Дядя Василий, а ну-ка, отрежь.
— Красоту-то такую! — ахнул матрос.
— Режь, — повторила Нюта.
— Нет, — отвечает матрос. — Давай, как решит команда.
Собрались балтийцы, решают важнейший вопрос.
— Правильно, — сказал Наливайко. — Какой же с косичкой моряцкий вид?
— Конечно, с косичкой не по уставу, — согласились Хохлов и Зига. — И всё же девочке, как арестанту…
— Верно, — сказал Иванов. — Девочке в радость всегда косичка.
За косичку стоят и Наджми, и смазчик второго разряда товарищ Ли.