Секретная просьба (Повести и рассказы)
Шрифт:
Коротки весной на Балтике ночи. Стал розоветь восток. Словно птица в гнезде, шевельнулась прозябшая Нюта.
— Да ты что же — всё здесь? Ты что же не спишь, братишка? набросился Виров.
Над Кронштадтом всходило солнце. Огонь, заключённый в круг.
Раздувает гармонь мехи. Матросы на палубе пляшут.
— Вирова в круг!..
— Вирова в круг!
Вышел Виров в матросский круг. Замер, прислушался к такту. Для пробы левой, правой ногой притопнул. Хлопнул в ладоши над
Виров начал матросский пляс. Как шатуны в паровой машине, заходили матросские ноги. Дятлом клюнули в палубу каблуки и тут же ударили по доскам градом.
Разметались, как косы, ленты, разлетелись, как крылья, ноги. Руки легли на грудь. Виров пошёл вприсядку.
Волчком закружился матрос. Каруселью прошёл по палубе. Словно в бубны бьют моряки в ладоши. Гармонь торопясь задыхается.
Любуется Нюта балтийцем. Ноги сами собой от земли отрываются. Смотрит Нюта на новые башмачки: кто же ей подарил такие? Вот бы в таких да самой бы в такой же пляс!
— А ну, выходи! — закричали матросы.
— «Барыню», «Барыню»!
— Выдай цыганочку!
Только зачем же Нюте теперь цыганочка, не нужна ей и «Барыня». Нюте по сердцу матросский пляс.
Хотела Нюта, как Виров, вприсядку. Сжалась пружиной. Секунда — и выбьет лихой перепляс. И вдруг качнулась, не удержалась на месте Нюта. Растянулась на палубе впласт. Бескозырка слетела. Ворот загнулся. Затылок о доски — стук. Шишка в пятак красуется.
Подбежали матросы.
— Я сама, — отстраняет их Нюта. Вскочила на ноги, гармонисту кивает: не жди, играй!
Запела гармонь переборами. А ну, не плошай, Анюта! Да только присядка — нелёгкий танец. Снова упала девочка. Рядом со старой — новая шишка, новый вскочил пятак. Опять поднимается Нюта. Снова лезет в матросский круг.
Переглянулись матросы.
— Ух ты, упорная девочка!
— Флотский, смотри, замах!
Однако тут появился Ванюта.
— А ну расходись.
— Как так, Семён Захарыч? — полезли матросы.
— Расходись, — повторил Ванюта. — Время военное. Какие тут игры, какие тут пляски. Где дисциплина? Забыли, что Ленин на съезде сказал?
При имени Ленина матросы притихли. Сжал гармонист мехи.
И вдруг:
— А ведь про пляски на съезде не было. Не было, — услышала Нюта знакомый голос.
Оглянулась — подходит Лепёшкин. Улыбается комиссар:
— А ну, гармонист,
Разинулся рот у Ванюты: сам Лепёшкин пустился в пляс.
«Комиссар, а тоже туда же. Вот те и на!» — огорчился Ванюта.
Всё случилось совсем непредвиденно. Как-то Виров Нюту повёз в Петроград. Нюта давно о таком мечтала.
Сидят они в катере. Смотрит Анюта на морскую форму, на свои башмачки. Хороши башмачки! Кто же ей подарил такие?
— Хороши башмачки, — соглашается Виров. — Добрый у нас комиссар.
— Комиссар?! Так дядя Лепёшкин их мне подарил?
— Он, он, Николай Петрович.
Радостно Нюте. Светит апрельское солнце. За бортом о чём-то приятном шепчет морская волна.
— Разные есть города на свете, — стал рассуждать по дороге Виров. Есть город Лондон, есть город Нью-Йорк. Луга — уездный наш город, показал на себя матрос. — В Индии есть Калькутта, у китайцев Шанхай и Кантон. Ну, там Рим, и Берлин, и Париж, — сыпал названия Виров. — А всё же, считай, братишка, такого, как Питер, второго нет. Питер — великий город. Душа трудового класса. Никто не забудет семнадцатый год.
Ходили они по Литейному, ходили по Невскому, Летний смотрели сад. Стояли долго у Зимнего.
— Вот туточки, с этого самого места, — стал объяснять матрос, балтийцы пошли на штурм. Между прочим, и я, и Лепёшкин, — добавил он не без гордости.
— А вот тут (они стояли уже у Смольного) самое главное место, братишка, как раз и есть. Тут был товарищ Ленин. Отсюда зашагала Советская власть.
Долго ходили Виров и Нюта по городу. В заключение балтиец решил не отстать от других и тоже Нюте купить гостинец.
Явились на рынок. Время голодное. И пусто и людно. И людно и пусто. Народу хоть отбавляй. А вот с едой-то не очень густо.
Картошкой торгуют поштучно. Рюмками меряют пшено. Дороже золота фунт конины.
Виров и Нюта шли как раз по мясному ряду. Толстый мордастый мужик у прилавка. Лузгает семечки.
— Жеребчик, жеребчик, кому жеребчик! — выкрикивает он лениво.
Напротив замерла женщина. По виду работница. Солдатка ли, вдовая? Косынкой худобу на лице прикрывает. Рядом два малолетка — два тоненьких, в тростиночку, тельца. Держат за юбку мать, жадно глядят на конину.
Хотел пройти матрос. Да что-то его удержало.
Глянул на женщину, глянул на мальчиков. То ли вспомнил кого матрос. То ли просто душа у него такая. Только вдруг подошёл он к мордастому мужику, наклонился к прилавку. Выбрал Виров побольше кусок, повернулся и сунул вдруг женщине.
Та обомлела, не хочет брать.
— Бери же! — прикрикнул Виров. Повернулся опять к мужику, достал из кармана деньги, отдал что было.
Пересчитал торговец кредитки — мало.
— Разбой! — завопил мужик.
— Ах ты, шкура! — взревел матрос, схватил мужика за грудки.