Секретная просьба (Повести и рассказы)
Шрифт:
«Чудак», — подумал и сам великий князь Константин.
Даже дежурный офицер Зайчиков и тот заявил:
— Да, не каждый бы, ваше высочество, способен к поступку оному.
— Ну, а ты бы? — спросил Константин.
— Я бы, ваше высочество, — поминай как звали…
— Да, но каждый… — задумчиво повторил Константин. Потом посмотрел на дежурного офицера, брезгливо поморщился и, нахмуривши брови, бросил: В том-то беда для трона: Луниных мало, Зайчиковых много.
Жандармский унтер Нафанаил
Повторял про себя Сысоев: «Роста высокого, сутуловат, зарос бородой немного, когда говорит, рот на правую сторону кривится».
Это были приметы декабриста Вильгельма Кюхельбекера. Искали его повсюду — по всему Петербургу и даже в других городах.
Прошёл унтер-офицер Сысоев по Литейному, Невскому, свернул на Фонтанку, затем на Мойку. Был и в Летнем саду, и на Марсовом поле. Версты три прошагал вдоль невского берега и вот вернулся опять на Литейный. Тут и заметил Сысоев, как кто-то поспешно шмыгнул в подворотню. Бросился унтер вслед за прохожим, перехватил. Смотрит: роста высокого, сутуловат, зарос бородой немного.
Схватил унтер человека за руку:
— А ну-ка, любезный, стой!
— Позвольте, — сказал прохожий. — Не понимаю. В чём дело?
Когда прохожий говорил, рот у него скривился и как раз на правую сторону.
«Он!» — понял Сысоев.
Приволок унтер прохожего в жандармскую часть.
Глянул жандармский полковник на человека: роста высокого, сутуловат, зарос бородой немного.
— Кюхельбекер? — спросил полковник.
— Я коллежский асессор [4] Семён Мигайло-Немигайлов, — отвечает приведённый к нему человек.
4
Коллежский асессор — мелкий чиновник.
Видит полковник — у человека рот при ответе кривится и как раз на правую сторону. «Кюхельбекер, — понимает полковник. — Вот же, мошенник, имя какое выдумал».
Решил полковник тут же отправить схваченного Кюхельбекера в Зимний дворец к генерал-адъютанту Левашову. Начал писать письмо. Вывел: «Его превосходительству…» И вдруг входит унтер Каблуков:
— Ваше высокородие, схвачен злодей!
— Что ещё за злодей?
— Кюхельбекер, ваше высокородие.
Представил унтер Каблуков жандармскому начальнику схваченного им человека. Глянул полковник: роста высокого, сутуловат, зарос бородой немного.
— Господин полковник, — возмущается человек, — это же чёрт его знает что. Да я — государю… Да я… Я — отставной генерал Лафетов.
Смутился жандармский полковник, но тут же пришёл в себя. «Ловко, злодей, придумал, ловко. Ишь ты, отставной генерал. Не проведёшь. Рот-то на правую сторону кривится!»
Всё хорошо. Плохо одно — в жандармском участке два Кюхельбекера. Какой же из них настоящий?
Гадает полковник: «Этот? Нет, этот?»
— Ваше высокородие, схвачен злодей!
И тут же «злодея» вводит.
Смотрит полковник: роста высокого, сутуловат, зарос бородой немного.
— Кто ты? — вскричал полковник.
— Отто-Ганс-Иохим Кюхельгартен, булочник местный, из немцев, отвечает «злодей». И рот при этом, конечно, кривит.
«Боже! — взмолился полковник. — Какой же теперь из троих? Может, как раз последний… Кюхельгартен, Кюхельбекер, Кюхельбекер, Кюхельгартен», стал повторять полковник.
К вечеру Кюхельбекеров стало пять. Запутался вовсе теперь полковник. Ложился в постель с головой чугунной.
Ждал он утра с тревогой. Но утром от генерал-адъютанта Левашова пришёл приказ прекратить поиски Кюхельбекера. Задержан уже Кюхельбекер.
Раздосадован был полковник, что не он задержал Кюхельбекера. К тому же боялся жалоб.
Но успокоил его генерал-адъютант Левашов:
— Лучше невинных схватить десяток, нежели хоть одного упустить из злодеев.
Даже награду за усердие получил жандармский начальник.
На радостях этой награды он и унтерам раздал по рублю серебром на водку.
— Хватай! Не жалей! — говорил полковник.
Рады стараться царские слуги. Хватают они безвинных.
Старый князь Иван Александрович Одоевский поднялся со сна в сквернейшем духе. Пнул ногой казачка Варварку — оплошал Варварка, неловко подсунул под барские ноги ночные туфли. Норовил плюнуть в лицо камердинеру Агафонычу («Не отворачивай буркалы, не отворачивай!») — не тот притащил камзол. «Глашка, негодница!» — кричал на коридорную девушку Глашу. Замешкалась где-то Глашка, не тащит кувшин с водой. Съездил по шее лакея Кузьку. Этого просто так.
Наконец князь оделся. Вышел в просторную залу. Подошёл к окну, смотрит в окно наружу. Зима. День морозный-морозный. Иней схватил берёзки, повис на ветвях серёжками. Рядом сосна у дома. Бьёт по сосне деловито дятел. Подумал Одоевский: «Эка же шея крепкая!» Но не на берёзки, не на сосну, не на дятла, на дорогу смотрит сейчас Одоевский.
— Пало дворянство, пало!
Весть о восстании декабристов уже дошла и до этих мест. Здесь в Юрьев-Польском уезде родовое гнездо Одоевских. Знатен Одоевских род. Ещё при царе Алексее Михайловиче прапрадед князя Ивана князь Яков Одоевский в самых видных боярах был.
— Пало дворянство, пало. Опозорилось!
Знает князь Одоевский, что восстали полки Московский, лейб-гренадерский, гвардейский морской экипаж.
— Мальчишки! — поминает восставших князь.
Одно утешение для старика. Не поколебалась конная гвардия. Верной осталась царю. Именно в конной гвардии служил когда-то сам князь Иван. А сейчас в том же самом конногвардейском полку служит корнетом сын князя Ивана молодой князь Александр Одоевский.
— Верен царю род Одоевских, верен. В старых родах опора!