Секретные поручения 2. Том 1

Корецкий Данил Аркадьевич

– Скройся, – коротко ответил Денис на ходу.

Тот остановился и крикнул вслед:

– Ты че, банан, зажимаешься? Я те, банан, как человеку говорю, а он: скро-о-ойся!..

Взявшись за медную ручку двери, Денис оглянулся. Оборванец стоял на прежнем месте и пялился на него.

– А-а-а, я ведь знаю… Ты этот, следователь, а? Во, с-сука, банан! Я ж знаю!..

– Что ты знаешь? – негромко проговорил Денис. Он развернулся и сделал шаг.

Что-то в его взгляде оборванцу не понравилось. Тот сразу рванул в сторону.

– Мне Кирьян сказал! Знаю!.. – донеслось из разношерстной толпы спешащих на работу людей. – Знаю!

Гоняться за ним Денис не стал. Он сделал вид, что ничего не

случилось, и потянул на себя тугую дверь. «Кирьян, – пытался вспомнить он. – Кирьян…»

– Ишь, развелось их, – сочувствующе сказал пожилой старшина Степан Ваныч, дежуривший на вахте. Он все еще смотрел в окно. – А ты б видел, что на паперти возле кафедрального деется. Как янычары налетают, друг дружку отпихивают: дай, дай, дай! А не дашь, так обложат. Обидно. А ведь чего доброго и прирежут еще, а? А нам оружия не дают…

– А вы захват с переворотом, – посоветовал Денис. – Как ветром сдует.

Ваныч пробормотал в ответ что-то неопределенное. Для него захваты, перевороты и прочие кульбиты остались в далеком прошлом.

Миновав вестибюль, Денис поднялся по лестнице и очутился в длинном коридоре, по обе стороны которого находились кабинеты следователей. В дальнем конце у окна – курилка. Сквозь туман проступали три фигуры. Таня Лопатко и два новобранца – Вышинец и Ляпин.

– Если они в сознанке, очняки надо сразу проводить, для закрепления, – рассказывала Лопатко.

Она была в форме с капитанскими погонами, вид она имела блеклый и усталый, какой обычно и имеет женщина-следователь. Работа собачья, нагрузки огромные, весь день в сухомятке да на нервах. Кругом трупы, вонь, кровь, мат, да мужики, и каждый норовит трахнуть, пока молодая. Вот и получается помесь рабочей лошади и ходячего женского органа.

– А если в отказе, тогда дело другое, тогда в конце расследования их сводишь, может, кто-нибудь не выдержит и лопнет…

– Привет, – сказал Денис.

Разговор сразу прервался. Лопатко молча вдавила сигарету в пепельницу и прошла в свой кабинет, обдав Дениса густой волной «шанели». Похоже, она уже просветила молодежь: «С Петровским осторожно, он на Контору работает, под нас копает…»

– Здравствуйте… Денис Александрович, – как-то неуверенно произнес Ляпин.

– Здравствуйте, – подхватил Коленька Вышинец. Широко распахнутые голубые глаза на лице маменькиного сыночка были полны изумления. И настороженности.

Денис едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Вот клоуны. Видно, не определились окончательно, что следует добавлять после приветствия – то ли Денис, то ли Денис Александрович, то ли «хрен столовый». Дерзон определился. Как-то подошел: «Огня не найдется, коллега?» Без видимого напряжения. Молодец. Денис подумал, что неплохо бы вывесить на своей двери объявление: Дорогие коллеги, в затруднительных случаях избегайте выражений, требующих определенной формы обращения. К лешему ее, определенную! Шире используйте возвратные глаголы с окончанием на частицу «ся»!А лучше повесить на грудь. И ходить так.

Денис открыл свой кабинет. Дернул фрамугу, выпуская вчерашний закисший воздух. Выглянул в окно. Оборванца видно не было.

А ведь любопытно, подумал он. Молодое пополнение всего на год-два младше его, но для них он уже как бы Денис Александрович. Ха! Как бы… Только прошлой осенью он сам впервые пришел сюда после юрфака – зеленый, необломанный, уверенный в себе на все сто. Великий Холмс, переодетый обычным следователем, гигант дедукции, интеллектуальный самурай, участник всероссийской тайной операции «Чистые руки». Он должен был разоблачить коррупцию в прокуратуре и прочую скверну… Только обстановка изменилась и операцию свернули, потому что где-то на самом верху смирились с не очень чистыми, а может даже

и грязными руками. А блистательного, но расшифрованного Холмса забыли в пропитанной скверной прокуратуре, и теперь он сам ею, то есть скверной, пропитывается… Наворочал дел, ведет следствие против самого себя, а второе расследование, по взрывникам, ведет Курбатов и тоже рано или поздно на него выйдет… Но если бы он не наворочал этих дел, то его уже не было бы в живых, вот в чем штука! Поэтому корить себя ему, по большому счету, не за что…

Молодежь не знает этих нюансов, они смотрят на него как на опытного следака, как в свое время он смотрел на старших коллег. А сколько же тогда было Антону Снетко? А Тихону Крусу? Лет двадцать пять – двадцать шесть. Ненамного старше его самого теперешнего. Хотя Тихон был женат и имел окладистую бороду, из-за чего казался солиднее, а Антоша, так тот успел аж дважды развестись. Денис провел рукой по подбородку. Вчерашняя щетина на ощупь была как посудный ерш. Может, тоже бороду отпустить? И вишневую трубку посасывать… Нет-нет. Никаких трубок. Наоборот: ходить на работу с авоськой, или – как это Тихон называл? – с торбочкой. В обед – между визитом в бюро судмедэкспертизы и заполнением протокола осмотра трупа гражданина В. – выскочить за картошкой, поскольку после семи картошку не купить, луку зеленого пучок, только чтоб не вялый был, потом макарон, крупы и сахару кило не забудь. А молока не надо, холодильника ж в кабинете нет, а без холодильника до вечера скиснет.

Лучок зеленый пригодится, когда ближе к вечеру в кабинет зайдет Вася Кравченко и посмотрит выразительно: «чебурашку» прикончим? «Чебурашку» надо кончать, это любому ясно. В кабинете, заперевшись на щеколду. Ноль тридцать три «Русской», подоконник с двумя пластмассовыми стаканчиками, стрелка лука в руке, разговоры, где нет места даже телкам и футболу, а только квадратные метры, да штапики, да «дисперсионка», которой окна лучше не красить, бо темнеют, – и все сползает постепенно на эту блядскую работу, где глубина ранений на теле гражданина В. ну никак не вяжется с длиной клинка и молочным возрастом подозреваемого – четырнадцатилетнего оболтуса Р. Может, подставляют его? А вот куда, скажи мне, Вась, куда мы катимся?.. А когда закончишь задушевную беседу – за окнами уже заметно стемнело, на улице зажглись оранжевые фонари. Скоро домой. И хочется еще выпить. Раньше не хотелось, а теперь хочется…

Денис открыл сейф, окинул взглядом полку с делами. Как дела, хау ду ю ду? А хрен бы с вами со всеми… Бу-бу.

Два второстепенных «висяка» – пьяная ножевая драка со смертельным исходом и сомнительное самоубийство, которое так и не стало доказанным убийством, – лежали на нижней полке, отдельно от остальных. Он взял их, пролистал по-быстрому. Нет, ничего достойного внимания. Где же тогда оно, достойное?

Взгляд зацепился за секретное отделение, где помимо вещдоков из ювелирного да пустой кобуры находилась та самая заветная «бу-бу». Кравченко еще называл – «чебур». Чебурахнемся, Тихон?

Это и есть то, что ты ищешь. То, что тебе надо. И не парь мозги, банан…

Ни фига.

Он вынул папку с материалами по убийству Курлова. Четыре протокола, опись вещдоков, пачка фотографий с места происшествия, копии направлений на экспертизу. Денис пролистал протоколы. Кирьян, Кирьян… Ага, нашел. Фамилия этого бомжа, единственного (если не считать следователя-участника)свидетеля происшествия – Кириченко. Анатолий Олегович. Сочетание не из легких: Анатолий да еще Олегович. Похоже, родители этого пьянчужки не долго думали, как его назвать. Их мучали какие-то другие проблемы. Скорей всего, алкогольные. И наверняка – безденежье…