Секретный архив Шерлока Холмса [антология]
Шрифт:
Только когда мы поднялись из-за стола и удобно расположились в креслах у камина, разговор вернулся к исчезнувшей картине и обстоятельствам кражи.
— Это был весьма любительски написанный портрет, — сказал Уистлер, покуда его друг, сидя поодаль от нас, рисовал в блокноте кусочком угля, быстро переводя взгляд с Холмса на бумагу. — Лично я нашел его любопытным, — продолжал Уистлер, — потому что он был исполнен в серо-черных тонах.
— В стиле вашего знаменитого портрета матери, который вы назвали «Композиция в сером и черном», — вставил Холмс.
— Да, но в данном случае на картине
— Понятно, — пробормотал Холмс, наклонившись вперед и опустив острый подбородок на руки.
— Чудесно! — воскликнул Сарджент. — Можете сохранить эту позу, мистер Холмс? Вы прирожденный натурщик!
— Право, Сарджент, — заметил Уистлер, — мистер Холмс здесь не для того, чтобы позировать. Если хотите рисовать его, не прерывайте нас.
— Значит, название картины было обозначено художником? — спросил Холмс, послушно сохраняя позу.
— Нет. Я только предположил, что она русская, судя по сельской сцене на заднем плане и ее одежде — простому черному платью и тугой черной косынке — а также по печальному выражению лица.
— Вы говорили, что купили портрет на аукционе в галерее Гордона, — продолжал Холмс, опустив руки. — Были другие претенденты на него?
— Вначале молодая женщина предложила за картину один фунт. Я подумал, что мистера Гордона хватит удар. Позолоченная рама стоила по меньшей мере полфунта! Я поднял цену до двух фунтов, молодая женщина отказалась от дальнейшего участия, и картина досталась мне. Через три дня, несмотря на наличие нескольких моих работ, двух портретов Сарджента и еще трех-четырех вещей, за которые дали бы кругленькую сумму на аукционе у Гордона, из этой комнаты взяли только грубый и примитивный портрет старухи.
— А где вы были в это время?
— Посещал Оскара Уайльда в доме его матери на Чарльз-стрит.
— Когда вы заметили, что картина исчезла?
— На следующий день, потому что ждал Сарджента. Я хотел установить задрапированный портрет на мольберте, а потом внезапно его раздрапировать. Маленькая шутка.
— Вы уведомили полицию?
— Дело того не стоило. Я упомянул о нем зам только в расчете, что оно вас позабавит. Мне и в голову не приходило, что вор явился в мою студию специально за этой картиной, и я все еще не могу в это поверить.
— Для меня аксиома, что когда вы исключаете невозможное, все остальное может оказаться правдой, как бы ни было трудно в это поверить. Кража картины не была забавной ошибкой невежественного грабителя, вторгшегося в ваш мир искусства. В этой картине есть нечто, делающее ее более ценной для вора, чем любое творение Джеймса Уистлера или Джона Сингера Сарджента.
Знаменитый портретист поднялся со стула и пересек студию, чтобы вручить Холмсу продукт его усилий. Взяв блокнот, Холмс внимательно посмотрел на свой ястребиный профиль, изображенный углем, и я заметил, что он более близок к тому, чтобы покраснеть, чем за все время нашего знакомства.
— Великолепно, сэр, — сказал он, возвращая блокнот. — Я лишь сожалею, что не представил вам более подходящий объект для вашего блистательного дарования.
— Чепуха, мистер Холмс, — запротестовал Сарджент. — Вы идеальный объект. Вы должны позволить мне написать вас маслом. Хорошо представляю вас
— Сарджент, мы здесь не для вашего удовольствия, — рассердился Уистлер. — Мы заняты разгадкой преступления. Если мистер Холмс согласен вам позировать, можете обсудить детали потом.
Скорее развеселившийся, чем пристыженный Сарджент вернулся к своему стулу. К огорчению Уистлера, Холмс заявил, что уже располагает всеми нужными сведениями об исчезнувшей картине, и перевел разговор в форму, которую я мог бы охарактеризовать как перекрестный допрос двух художников об их стилях в частности и о состоянии искусства в целом, затянувшийся за полночь и доведший до изнеможения как художников, так и меня.
На следующее утро, поднявшись поздно, я узнал у миссис Хадсон, что Холмс ушел несколько часов назад, не сообщив ей, куда идет и когда вернется. Это дало мне возможность продолжить приготовления к путешествию в Америку — зайти за документами в министерство иностранных дел, выправить бумаги в американском посольстве и проконсультироваться со служащим моего банка «Кокс и Кo» относительно аккредитива, позволяющего открывать банковские счета в Соединенных Штатах. Я также дал банку указания насчет того, как поступить с сундуком-сейфом, который я держал в банковском хранилище и в котором находились документы и записи весьма деликатного свойства, касающиеся меня и Шерлока Холмса, в случае, если со мной в Америке произойдет несчастье.
Спустя несколько часов я вернулся на Бейкер-стрит, а еще позже, когда миссис Хадсон надоело в который раз подогревать обед Холмса, он вошел в гостиную и заявил:
— Тайна почти разгадана, Уотсон! Это была любопытная маленькая проблема. Остался лишь один болтающийся конец нити, и он будет аккуратно завязан в узел завтра в час дня.
С этими словами Холмс удалился в свою спальню и закрыл за собой дверь; вскоре после того как мы поселились на Бейкер-стрит, я усвоил, что этот сигнал означает «не беспокоить ни при каких обстоятельствах». Тем не менее утром я до некоторой степени удостоился доверия Холмса.
— Могу сообщить вам следующее, Уотсон, — шепнул он мне за завтраком. — Старуха на картине — не русская. Она сербка. В данный момент я не могу поделиться с вами большим, за исключением того, что забавная маленькая кража могла привести к одному из серьезнейших кризисов и без того напряженной ситуации на Европейском континенте. Будьте дома в два, и я объясню вам все!
Ровно в назначенное время Холмс вошел в гостиную, найдя меня ожидающим его рассказа с таким же нетерпением, с каким я ожидал лекцию Оскара Уайльда об Америке.
— Как вы, очевидно, догадываетесь, — заговорил он, — я начал с визита в галерею Гордона на Слоун-стрит. Мистер Гордон хорошо помнил продажу картины — не только потому, что она едва не была продана за ничтожную цену в один фунт и в конце концов куплена за два знаменитым Джеймсом Мак-Ниллом Уистлером, но и потому, что через три часа, после того как Уистлер унес портрет на Тайт-стрит, в галерею явился еще один желающий его приобрести.
— Значит, вот как вор узнал, что картина у Уистлера! Ему сказал мистер Гордон.