Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945

Хёттль Вильгельм

– А вы знаете, мой фюрер, что мы, простой народ, зовем вашего министра иностранных дел Риббентропа – Риббентропфом (тропф – неотесанный человек, деревенщина. – Примеч. ред.)!

Гитлеру, который к тому времени был уже не слишком высокого мнения о Риббентропе, все равно было неприятно это слышать. Поднятый же на смех министр иностранных дел с того момента стал заклятым врагом Айгрубера. Даже когда они впоследствии встречались нос к носу на Нюрнбергском процессе военных преступников, он старался его не замечать.

К художественным ценностям, как мы уже отмечали, Айгрубер относился презрительно, но что касалось государственных секретных архивов, он старался получше припрятать их в бывших соляных копях Зальцберга. Во время последнего совещания гауляйтеров, которое Гитлер проводил в Берлине в конце февраля 1945

года, Айгрубер спросил фюрера в частном порядке, когда тот намеревается прибыть к нему для организации обороны горного редута. Гитлер дал ему уклончивый ответ, но сообщил, что в ближайшее время направит к нему наиболее важные документы и весь свой личный архив, за которые тот должен отвечать головой.

Ныне мы определенно знаем, что личные бумаги Гитлера в Альт-Аусзее не поступали, тем не менее агенты секретных служб союзников в течение ряда лет пытались их обнаружить. Мне точно известно, что произошло с личным архивом Гитлера: он был уничтожен, что является большой потерей для историков. Моим источником информации об этом был старший адъютант Гитлера, генерал СС Юлиус Шауб, который с 1923 года вплоть до смерти фюрера не покидал его. Нужно сказать, что он был верным слугой своего хозяина и повелителя и неукоснительно выполнил его приказ об уничтожении этих документов.

22 апреля 1945 года в бункере под развалинами имперской канцелярии в Берлине Гитлер впервые признал, что война проиграна, приближается конец и ничто уже не спасет Берлин. Он прокричал эти слова на ежедневном совещании по оценке обстановки в лицо Кейтелю, Йодлю [87] , Борману и Бургдорфу. На этой истеричной ноте совещание тогда было прервано.

Сразу же после этого он послал за своим адъютантом, Юлиусом Шаубом, который был постоянно с ним все двадцать лет – и в весьма скромных номерах мюнхенских гостиниц, и в респектабельных кабинетах имперской канцелярии. Шауб потом рассказывал мне о их встрече в тот день. Гитлер распорядился уничтожить содержимое всех сейфов, в которых лежали его личные документы. А они были разбросаны по всей стране. Часть находилась в бункере фюрера в Берлине, часть – в его спальне в имперской канцелярии, часть – в его мюнхенской резиденции на площади Принцрегентплац в доме номер 16 и остальные – в Бергхофе и Берхтесгадене. Ключи от всех этих сейфов всегда были лично у Гитлера, и никто никогда не знакомился с содержанием его бумаг.

87

Йодль Альфред (1890–1946) – немецкий военный деятель, генерал-полковник. Родился в семье офицера. Образование получил в кадетском корпусе. В Первую мировую войну воевал на Западном и Восточном фронтах – оберлейтенант. Затем служил в рейхсвере.

С 1935 г. – начальник отдела военного министерства, а с 1938 г. – начальник штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования. Покомандовав в 1938–1939 гг. дивизией, возвратился на эту же должность, в которой и пребывал до конца войны. Входил в самый ближний круг Гитлера. Во время покушения на фюрера был легко ранен. В Реймсе 7 мая 1945 г. подписал акт о капитуляции Германии перед союзными войсками. Нюрнбергским военным трибуналом приговорен к смертной казни. Повешен.

Шауб сразу же приступил к выполнению полученного задания. С помощью нескольких эсэсовских офицеров он отыскал под продолжавшимися бомбежками два чудом уцелевших сейфа в полуразрушенном крыле имперской канцелярии и извлек оттуда их содержимое. Затем опустошил сейф в бункере и сжег все документы в воронке от бомбы в саду имперской канцелярии. При сожжении некоторое время присутствовал сам Гитлер, не произнеся ни слова.

Утром 25 апреля Гитлер вызвал к себе Шауба и приказал ему покинуть город. С восточной стороны русские находились уже на площади Александерплац, менее чем в двух километрах, вокруг свистели осколки, а улицы были завалены обломками рушащихся зданий. После трудной и опасной поездки Шаубу все же удалось добраться до аэродрома Гатов, на поле которого стоял чудом уцелевший «Юнкерс-52». Утром 26 апреля его самолет взлетел под плотным ружейным огнем пехоты русских, которые подошли к аэродрому уже вплотную. Приземлившись в мюнхенском аэропорту, он сразу же направился на Принцрегентплац, изъял документы из сейфа в спальне Гитлера, упаковал их в небольшой чемоданчик и вылетел

в Берхтесгаден. Сейф там находился в кабинете Гитлера. В тот же день он сжег собранные документы вместе с кучей мусора за пределами резиденции.

Долгие годы Шауб молчал о сыгранной им роли. Лишь только когда в одном из иллюстрированных журналов в Германии появилась заметка с выдуманной историей, он рассказал о том, что было в действительности. Последовавшее затем расследование подтвердило его правоту.

До 8 мая 1945 года гауляйтер Айгрубер находился в столице своего округа Линце. В Альт-Аусзее он держал одного из своих подчиненных с задачей ожидать курьера с частными бумагами Гитлера, а по получении сразу же надежно спрятать их в одной из местных штолен. Никакой курьер так и не появился, но Айгрубер ничего не знал об истинном положении дел до самой своей смерти, хотя и провел в нюрнбергской тюрьме несколько месяцев вместе с Шаубом. Шауб хранил молчание, пока не убедился, что Гитлер действительно мертв.

Еще один человек ожидал в Альт-Аусзее поступления важных документов, но так и не дождался. Если же они и были туда переправлены, то неизвестно, уничтожены они или нет. Этим человеком был Кальтенбруннер, проводивший в основном свое время в Альт-Аусзее в самые последние недели перед крахом рейха. С самого начала своего вступления в должность начальника Главного управления имперской безопасности в 1943 году Кальтенбруннер придерживался идеи сокращения длительности войны за счет заключения мирного договора с западными державами. Но у него не хватало личных качеств и высокого положения для осуществления этой задумки. (Не следует забывать, что, хотя Кальтенбруннер и возвысился, став одним из иерархов рейха, произошло это не в результате его собственных заслуг, а за счет той внушительной власти, которой достиг его предшественник Гейдрих. К тому же Кальтенбруннер укреплялся в своем положении по мере того, как Гитлер все более и более убеждался в ничтожестве личности Гиммлера.) Те же, кто предпринимал определенные усилия в деле заключения мирного договора с западными союзниками, могли рассчитывать на поддержку Кальтенбруннера. Об этом я, впрочем, уже говорил.

Обычно флегматичный, Кальтенбруннер возвратился в Альт-Аусзее из поездки в Берлин в конце марта 1945 года в удивительно приподнятом настроении, поскольку Гитлеру удалось вызвать новую волну энтузиазма. Однако, поскольку одно кошмарное сообщение следовало за другим, он начал нервничать. У него возникло стремление получить кое-какие документы и собственные бумаги, хранившиеся в его личном сейфе в Берлине. Во время своего последнего визита туда он их не забрал, чтобы не вызывать подозрение, будто бы думает о скором падении Берлина и уже туда не возвратится. Из соображений безопасности он не тронул бумаги, понадеявшись на шефа гестапо Мюллера, оставшегося в качестве его офицера связи с Гитлером. Теперь Кальтенбруннер слал телеграммы, звонил по телефону и посылал нарочных, но Мюллер не только не отдавал ему эти бумаги, но и не отвечал.

Мы можем только предполагать, что за документы вызывали озабоченность Кальтенбруннера. Среди них, несомненно, находились личные досье на руководителей Третьего рейха, которые собирались и хранились уже многие годы. Сам Кальтенбруннер говорил мне, что наиболее важные дела хранились в его личном сейфе. Было там и значительное число различных докладных записок, которые он представлял «на рассмотрение фюреру». Кальтенбруннера в особенности интересовали те, в которых, как он надеялся, содержались доказательства для союзников здравости его предложений по вопросам внешней политики. На судебных заседаниях Нюрнбергского процесса он пытался аргументировать этими фактами, но бездоказательно…

Не помогли ему и упоминания поддержки деятельности различных сотрудников внешней разведки в деле заключения мирного договора с союзниками. Небезынтересно, что у Кальтенбруннера была, я бы сказал, «приспосабливающаяся» совесть. Ведь именно меня он выдвинул в качестве основного свидетеля защиты на Нюрнбергском процессе, хотя и арестовал 23 апреля по обвинению в контактах с группой Даллеса. По этому вопросу я давал письменное показание.

По словам Кальтенбруннера, среди тех бумаг, которые он запрашивал из Берлина в апреле 1945 года, находясь в Австрии, был знаменитый дневник адмирала Канариса, вызвавший сенсацию. Это, скорее всего, был не оригинал, проходивший во время судебного процесса над адмиралом, а фотокопия или микрофильм, хранившийся в Главном управлении имперской службы безопасности.