Секретный проект. Трилогия
Шрифт:
— Конечно!
— Почему он мне не докладывал?
— Сталин запретил. И даже не на словах, вот приказ не посвящать тебя в эту операцию, но теперь это и твоё дело. Теперь все наши дела — твои.
Я снял трубку и вызвал Судоплатова.
— Павел Анатольевич! По приезду ко мне в кабинет! Вы далеко?
— 114-й км.
— Прибавьте чуть-чуть.
Павел приехал через три минуты после нас. Он рассказал о том, что его людям удалось выйти на Литвинова, но при попытке приблизиться к нему погиб «Седой». Литвинов сейчас фактически руководит IV Интернационалом, вместо Троцкого. В СССР работает от 4 до 6 ячеек IV Интернационала. Конспирация полная. Сетевая структура, работают абсолютно безжалостно. При попытке слежки или наблюдения «убирают» всех, кто может хоть как-нибудь нарушить её. Издают газеты и брошюры, и переправляют их в СССР и другие страны. Курьеры работают систематично, грамотно, хорошо обучены, оснащены миниатюрным оружием и спецсредствами. Используют морской транспорт,
По его, Павла, информации, и проведённой проверке, круг подозреваемых сузился до 5 человек: Микоян, Маленков, Сабуров, Первухин и Малышев. Хорошо работают! Ни одного еврея! Не дай бог напрямую указать на зачинщиков! Пардон: Бог «надо» писать с большой буквы! Лаврентий тут же предложил вывести всех пятерых.
— И что мы им предъявим? Моё недоверие? — спросил Павел.
— Нет, Лаврентий. Так мы поступать не будем. Особенно сейчас. Они мгновенно образуют оппозицию, и будут доказывать, что именно они верные ленинцы-сталинцы, а мы таковыми не являемся. Павел правильно говорит о том, что пока никаких доказательств нет. Из перехваченной переписки, кроме кличек, никаких указаний на личности. Так что ждём! А ты копай, копай, Паша!
На первом заседании, естественно мы ничего не выяснили. «Крот», если он и существует в составе ПолитБюро, ничем себя не проявил. Моё предложение по Устинову поддержали все. Заседание прошло быстро, разногласий не возникло. После этого ещё раз помянули Иосифа Виссарионовича. «Хвостик» подсунула женщина: Светлана Сталина! Через несколько дней после похорон, она записалась на приём. Последнее время у неё не складывалась личная жизнь, она нигде не работала и жила на то, что давал отец. После смерти выяснилось, что никаких наличных денег у Сталина не было, на сберкнижке совсем небольшая сумма, и снять её можно только через полгода. Сталин жил от получки до получки. Поскрёбышев, ставший теперь моим секретарём, подтвердил, что деньги Светлане передавались 10 и 25 числа: в день нашего аванса и получки. Я вызвал генерала Власика, он командовал охраной Сталина и имел доступ ко всем его личным вещам. Он показал опись имущества. Наличных денег было 250 рублей. У Светланы было двое детей: сын Иосиф Сталин, 7 лет, и дочь Екатерина Сталина, трех лет. Светлана нигде не работала и не училась. Она забросила обучение в аспирантуре Академии общественных наук после второй свадьбы с сыном Жданова, по беременности и родам. Брак был расторгнут три года назад. Бывший муж, молодой кандидат наук, работал в Ростове ассистентом в Ростовском университете и платил ей алименты за двоих детей, хотя только одна из них была его дочерью. У Светланы в Москве очень неплохая квартира. Но она явно не хотела ничего предпринимать, а искала возможность продолжить безбедное существование за счёт памяти отца. Пришлось ей напомнить, что совершеннолетним детям никаких пенсий по потери кормильца не положено, что у неё есть профессия, никаких льгот «по происхождению» у неё нет. Порекомендовал ей продолжить обучение в аспирантуре, и спокойно пойти работать. Что 250 рублей, которые Власик может передать ей, Якову и Василию, вполне хватит до зарплаты. Разъяренная фурия вылетела из бывшего кабинета отца и кинулась к Микояну. Позвонив Мехлису, я выяснил, что на счетах у Светланы довольно крупная сумма. Через два дня Сабуров подошёл ко мне после заседания и, издалека, начал разговор о дочери Сталина. Круг замкнулся! Меня прокачивали на нарушение закона, на создание условий для передачи льгот по происхождению. Я тут же попросил Александра Николаевича вернуть всех членов ПолитБюро в кабинет. Максим Захарович, не ожидавший такого поворота событий, растерялся. Все присутствующие обрушились на него, он сломался. На него вышли из-за долгов сына-кооператора в разгар, проводимой Ждановым, проверки на запрет государственным и партийным деятелям создавать подобные предприятия на родственников. Его и сына «отмазали», долги ликвидировали, скрыли факты проверки, заменив одну цифру в регистрационных документах на кооператив. Взамен потребовали информацию о том, что происходит на ПолитБюро. Микоян, стоявший за всем этим, перевербовал его, сказав, что Сталина водят за нос Андреев, Жданов и Берия, что всё зло в партии от них и тому подобное. Он сообщил также, что ему сейчас поручено уговорить меня и добиться нарушения мной законов Союза ССР, для того, чтобы у троцкистов появился формальный повод начать расследование и отстранить меня от должности. Глупую и жадную Светлану использовали втёмную. Она даже не понимала, что после этого из неё все соки выжмут. Сабурова вывели из ПолитБюро, он уехал в Саратов директором завода турбоагрегатов. Инженер он был хороший. Мехлис, Судоплатов и Берия вцепились в Микояна, перетрясли всё, обнаружили канал утечки информации через личный код Министра Внешней Торговли. Всплыли «левые счета», сомнительные контракты и подставная фирма на дальнего родственника, проживающего за границей, и имеющего плотный контакт с IV Интернационалом. Микоян не был «предателем» в полном смысле
— Анастас Иванович, у Вас всё?
— Что ты мне рот затыкаешь, щенок!
— Вот Вам листок бумаги, вон там ручка. Пишите заявление об отставке с поста Министра Внешней Торговли.
— Не ты меня ставил! Не тебе и снимать!
— Назначало Вас на эту должность Политбюро. В настоящий момент времени Вы находитесь на его заседании, а не в Совмине. Мы в министре, который ворует деньги у государства, не нуждаемся.
— Я не воровал никакие деньги!
— Вот документы, имя Серго Микояна Вам ничего не говорит? Который живёт в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич. Министр Внешней Торговли, который финансирует IV Интернационал, организацию, которая провозгласила, что её целью является свержение Правительства СССР, в которое Вы входите, господин Микоян. Мы не доставим Вам удовольствия предстать «мучеником режима». Вы — обыкновенный растратчик. Вы уволены, Анастас Иванович. А деньги, незаконно переведённые на счета Литвинова и Серго Микояна, придётся вернуть. От этого Ваша жизнь зависит, дорогой Анастас Иванович. Не мне Вас учить, как это делается. Займитесь этим, пожалуйста, под чутким руководством Лаврентия Павловича! — Я нажал на кнопку, вошли Филиппов и ещё четыре офицера КГБ, — уведите!
Филиппов предъявил Микояну, подписанный Вышинским, ордер на его арест.
— Гражданин Микоян, Анастас Иванович, Вы арестованы!
Микоян купил себе жизнь: в результате проведённой операции КГБ вернуло деньги по предоплате по очень выгодному контракту с фирмой второго Микояна. Суд приговорил его к ВМСЗ, но было удовлетворено его прошение о помиловании с заменой высшей меры на 25 лет усиленного режима. Буквально через месяц после его ареста, сразу как стало известно, что это не командировка, а арест, мне домой позвонил Артём Микоян и попросил его принять.
— Хорошо, Артём Иванович, я скажу Поскрёбышеву об этом. Через неделю, в четверг, в приёмные часы.
На приёме Артём очень волновался, всё время нервно потирал руки, и без того большие глаза совсем округлились.
— Андрей Дмитриевич! Вся семья волнуется: за что арестовали моего брата? Почему нам не предоставляют свиданий с ним?
— Его обвиняют в очень серьёзном государственном преступлении, Артём Иванович. Он находится во внутренней тюрьме КГБ, там свидания запрещены.
Полились заявления о полной лояльности Микоянов партии и правительству. Я слушал его молча, потом достал магнитофон и дал прослушать Артёму небольшой кусочек высказываний его брата на заседании ПолитБюро.
— Артём Иванович, Вы хорошо помните 39 год?
— Да, конечно.
— А Вы представляете, что бы произошло, если бы Вам удалось закрыть бюро Поликарпова или утащить к себе всех конструкторов и инженеров. Скажите честно, Вами двигало только личное самолюбие и желание создать собственное бюро?
— Как сказать, Андрей Дмитриевич. Николай Николаевич — довольно сложный человек. У меня с ним не всё складывалось гладко. Он считал меня выдвиженцем и никудышным инженером.
— Это соответствует истине или это выдумки? — Микоян, который знал о том, что я знаю всю подноготную о нём, врать не стал.
— Было несколько заданий со стороны Поликарпова, которые я провалил. Чисто инженерных. — Я слегка улыбнулся, поприветствовав откровенность Артёма Ивановича. Но и он понимал, что сейчас от разговора со мной зависит, в том числе, и его будущее.
— Я понял, о чём Вы спрашиваете, Андрей Дмитриевич. Нет, разговоров на политические темы у меня с братом не было. Меня не устраивало положение «принеси-подай» в КБ и хотелось выдвинуться на самостоятельную работу, тем более, что я подружился с Гуревичем, и у нас сложился хороший дуумвират: на мне административная часть, на Мише инженерно-конструкторская. Был разговор с Анастасом об этом, брат рекомендовал почаще заводить разговоры о непролетарском происхождении на партсобраниях. А в 39-м он сказал, чтобы я не упускал момент, и забирал всё и всех в свои руки, пока «поп» (он только так Николая Николаевича и называл, Андрей Дмитриевич!) в Германии. Но, Андрей Дмитриевич, я не думаю, что за этим стояло что-то большее, чем желание помочь мне.
— Дорога в ад всегда выстлана именно добрыми намерениями, Артём Иванович. Вы же в курсе, что 62 % истребительного парка у нас, и 37 % у англичан составляли И-185 двух модификаций?
— Да, конечно в курсе. У меня только 1.5 %, один МиГ-9 принят на вооружение, и то в 46 году.
— Артем Иванович, «завалить» лучшего конструктора истребителей перед самой войной, это не ошибка, это преступление перед страной. Практически — предательство, удар в спину!
— Так его за это?