Секреты для посвященных
Шрифт:
Помолчав, друг спросил с усмешкой: „И на меня тоже послал запрос?“ Я ответил: „На всех“. „И на самого себя тоже?“ Я улыбнулся, приняв его слова за шутку. Он перевел разговор на другую тему. Но его отношение ко мне после того разговора явно переменилось. То есть внешне все оставалось по-прежнему. Но я почуял (выше уже шла речь о моем странном свойстве иногда ощущать себя таким, каким внутренне ощущает меня мой собеседник). Так вот однажды мне вдруг стало ясно: на самом деле я для него мелкий, слабый, но вредный зверек, что-то вроде крысы. Казалось, он еле удерживается от желания придушить меня.
Тем временем
При очередной встрече я как бы мимоходом сообщил ему о полученном ответе. Удивился, почему он так мало проработал на прежнем месте. Да и специальность у него была тогда другая — счетовод. Говоря, я внимательно следил за выражением его лица. Как ни в чем не бывало он дал мне объяснение. Краткое и четкое. И вдруг я понял: он уже знает о характере полученного мною ответа и подготовился к разговору со мной!
И знаете, что я тогда сделал? Послал повторный запрос, на этот раз с просьбой указать его прежнее место работы, они должны были это знать. Но на повторный запрос ответа не получил. Подумал и решил: друг предугадал мой ход и каким-то образом перехватил мое второе письмо. Тогда решил перехитрить его — послал еще один запрос, но уже не из поселка, а из областного центра.
И тут-то неприятности хлынули как из рога изобилия. Сначала во все адреса пошли анонимки. Они содержали жалобы на меня и требования провести выборы нового руководителя леспромхоза. Потом эта забастовка в гараже. Непосредственным виновником оказался Костя Барыкин, но я-то понимал, кто стоял за его спиной. По одной из анонимок в леспромхоз прибыли Вы. Круг все сужается, и вскоре мне придется стоять на одной ступне, как при детской игре в ножички. Помните? На земле очерчивается окружность, делится пополам. Одна половина моя, другая — вам. Каждый старается прирастить свою территорию, отхватить у соперника кусок земли. Все как в жизни. Но вам не везет. Ваш ножичек все время попадает в камень и падает, а ножичек вашего противника все вонзается и вонзается в землю. Граница вокруг вашего владения сжимается, и вот уже остался всего лишь малый пятачок. Вы стоите на одной ноге, с трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть. Но вдруг вам начинает везти! Вы отвоевываете все новые и новые пространства, и вот уже не вы, а ваш соперник балансирует на одной ноге.
Именно это сейчас и происходит! Я получил наконец ожидаемый ответ — он пришел в областной центр, на почтамт до востребования. Я востребовал прошлое своего фальшивого „друга“, и теперь он у меня в руках! Сегодня я вам назову его имя.
Зачем я все это Вам пишу? Да затем, что знаю: рассказать с глазу на глаз не смогу. Начну робеть, заикаться, Ваше презрение, недоверие свяжут меня по рукам и ногам, рот наполнится липкой слюной, я начну мекать… Уж лучше — письмом. Передам Вам рукопись, Вы прочтете ее, а если у Вас появятся дополнительные вопросы, что ж… я готов. Вы получите исчерпывающие ответы.
Еще раз с уважением
Г. Святский».
— А с чего это перед вами Святский
Вячеслав внимательно оглядел нового следователя, занявшего место Трушина. Мысленно сравнил их. Трушин казался слишком заурядным, даже простоватым. А вот Агейкин выглядел значительным. Положение головы, взгляд, жесты — все призвано убедить собеседника, что перед ним птица высокого полета. И все же Вячеслав сейчас предпочел бы видеть перед собой Трушина.
— Вы же прочитали письмо Святского. Там все объяснено, — сухо ответил он.
— Мда… — Агейкин пробарабанил пальцами по столу, поглядел в окно. Потом повернулся к Грачеву, произнес: — Что ж, письмо кое-что проясняет. Жаль, что вы передали его нам с опозданием.
Ему явно хотелось, чтобы журналист почувствовал себя виноватым.
— Вы не скажете, где я могу увидеть следователя Трушина?
На лице Агейкина промелькнуло выражение недовольства.
— А зачем вам? Он больше не занимается этим делом.
— И все-таки…
— Он на стажировке в областном управлении. — Агейкин не удержался и добавил: — Курсов оказалось недостаточно, придется подучиться у старших товарищей.
— Виновным в убийстве по-прежнему считается Барыкин? — спросил Вячеслав, впрочем не надеясь на ответ. Следователи предпочитают спрашивать, а не отвечать. Особенно такие, как этот Агейкин.
Но он почему-то ответил:
— Барыкин, конечно. Но не только он. У него есть сообщник.
— Кто же, если не секрет?
— Секрет. Но вы ведь корреспондент. К тому же я надеюсь, что эти сведения…
— Да, да. Я никому не скажу. Так кто же?
— Бригадир Вяткин, тот самый «друг», о котором пишет в своем письме Святский. Я, если хотите, заранее вычислил его. И рад, что не ошибся. Сейчас мы допрашиваем Вяткина. Пока упорствует. Но ничего, мы своего добьемся.
Решительность Агейкина не понравилась ему. Этот во что бы то ни стало будет доказывать виновность Барыкина и Вяткина. У Вячеслава же, особенно после прочтения письма Святского, появились совсем иные предположения. Оставалось их проверить.
Однако, прежде чем начать действовать, не мешало бы пораскинуть мозгами. У Вячеслава появилось ощущение, что в тот роковой вечер, когда погибли Святский и старик-сторож, он видел убийцу и даже разговаривал с ним. Уж не этот ли человек анонимным письмом вызвал его из Москвы? Конечно, вряд ли он намеревался сделать московского журналиста свидетелем своих преступлений. Цель у него была иная. Добиться смещения Святского с должности, изгнания его из леспромхоза. Видимо, Святский в то время еще не докопался до его прошлого. Каким-то путем этот «некто» перехватывал запросы Святского, контролировал поступающую на его имя почту.
— Стоп! — сказал себе Вячеслав.
Он вышел из Дома приезжих и направился на почту. Она размещалась в отдельно стоящем на краю поселка деревянном домике. В том, что это присутственное место, а не жилое помещение, убеждало отсутствие на окнах занавесок. За невысоким дощатым барьерчиком сидела пожилая женщина в очках, и без того скудные седые волосы были стянуты в пучок, из которого торчали шпильки. Она подняла голову. Блеснули кругляки очков.
— Мне нужно позвонить в Северогорск.