Секреты мироздания

Литвененок Н И

Рассматривая взаимосвязь времени и движения, Аристотель доказывает, что «время не есть движение, но и не существует без движения. <…> Поэтому, когда мы исследуем, что же такое время, нужно начать именно отсюда и выяснить, что же такое время в связи с движением. Ведь мы вместе ощущаем и движение, и время, и если даже темно и мы не испытываем никакого воздействия на тело, а какое-то движение происходит в душе, нам сразу же кажется, что вместе с тем протекло и время. И наоборот, когда нам кажется, что прошло какое-то время, вместе с тем представляется, что произошло какое-то движение. Следовательно, время есть или движение, или нечто связанное с движением, а так как оно не движение, ему необходимо быть чем-то

связанным с движением… И во времени есть предыдущее и последующее, потому что одно из них всегда следует за другим… <…> Когда же есть предыдущее и последующее, тогда мы говорим о времени, ибо время есть не что иное, как число движения по отношению к предыдущему и последующему.

Таким образом, — заключает Аристотель, — время не есть движение само по себе, но является им постольку, поскольку движение заключает в себе число. Доказательством этому служит то, что большее или меньшее мы оцениваем числом, движение же, большее или меньшее, — временем, следовательно, время есть некоторое число. А так как число имеет двоякое значение: мы называем числом, с одной стороны, то, что сосчитано и может быть сосчитано, а с другой, — то, посредством чего мы считаем, то время есть именно число считаемое, а не посредством которого мы считаем. Ибо то, посредством чего мы считаем, и то, что мы считаем, — вещи разные. <…>

Что время, таким образом, есть число движения в отношении к предыдущему и последующему и, принадлежа непрерывному, само непрерывно, — это ясно. <…>

Ясно также, что время не называется быстрым или медленным, а большим или малым, долгим или коротким. Поскольку оно непрерывно, оно долгое и короткое, поскольку оно число — большое и малое, а быстрым и медленным не бывает; ведь ни одно из чисел, служащих для счета, не может быть быстрым или медленным.

И, взятое сразу в определенный момент, время повсюду одно и то же, а как предшествующее и последующее — не одно и то же, так же как изменение, происходящее теперь, едино, а прошедшее и будущее — разные. Время не есть число, которым мы считаем, а подлежащее счету. <…> Далее, как в движении одно и то же может повториться снова и снова, так и во времени, например, год, весна или осень. <…>

Так как быть во времени — значит быть в числе, то можно взять время большее всякого, в котором находится что-либо, существующее во времени; поэтому все находящееся во времени необходимо объемлется временем, как и все другое, что находится в чем-нибудь, как, например, находящееся в месте объемлется местом. И в каком-то отношении вещи подвергаются воздействию со стороны времени — как мы имеем обыкновение говорить: «точит время», «все стареет от времени», «все со временем забывается», но не говорим: «научился от времени» или «сделался от времени молодым и красивым», ибо время само по себе скорее причина уничтожения: оно есть число движения, движение же лишает существующее того, что ему присуще. Отсюда ясно, что вечные существа, поскольку они существуют вечно, не находятся во времени, так как они не объемлются временем и бытие их не измеряется временем; доказательством этому служит то, что они, не находясь во времени, не подвергаются воздействию со стороны времени.

Так как время — мера движения, то оно будет и мерой покоя, ибо всякий покой — во времени. Не надо думать, что находящееся во времени так же необходимо движется, как и все находящееся в движении: ведь время не есть движение, а число движения, в числе же движения возможно быть и покоящемуся. Всякое изменение и все движущееся существуют во времени. <…>

Достойно рассмотрения, — говорит Аристотель, — также то, каково отношение времени к душе и почему нам кажется, что во всем существует время — и на земле, и в море, и на небе. <…>

Может возникнуть сомнение: будет ли в отсутствии

души существовать время или нет? Ведь если не может существовать считающее, не может быть и считаемого, а, следовательно, ясно, что не может быть и числа, так как число есть или сосчитанное, или считаемое. Если же ничему другому не присуща способность счета, кроме души и разума души, то без души не может существовать время, а разве лишь то, что есть как бы субстрат времени; например, если существует без души движение, а с движением связаны «прежде» и «после», они же и есть время, поскольку подлежат счету.

Может также возникнуть вопрос: для какого именно движения время есть число? Оно есть число непрерывного движения вообще, — считает философ, — а не какого-нибудь определенного вида.

<…> Ни качественное изменение, ни рост, ни возникновение не равномерны, а таково только движение. Оттого время и кажется движением сферы, что этим движением измеряются прочие движения, и время измеряется им же. Отсюда и обычная поговорка: человеческие дела называют круговоротом и переносят это название на все прочее, чему присущи природное движение, возникновение и гибель. И это потому, что все перечисленное оценивается временем и приходит к концу и к началу, как бы определенным образом чередуясь, ибо и само время кажется каким-то кругом. А оно, в свою очередь, кажется кругом потому, что оно мера подобного движения и само им измеряется. Таким образом, называть совершающееся в мире вещей круговоротом — значит утверждать, что существует какой-то круг времени, — и это потому, что время измеряется круговращением: ведь измеренное не обнаруживает ничего другого, кроме меры, разве только в целом имеется несколько мер».

Согласно представлениям Аристотеля (физическим и космологическим) вечным, непрерывным и равномерным может быть только движение по кругу: «Круговое движение связывает конец с началом и оно одно, — говорит Аристотель, — совершенно».

Взгляды Аристотеля по основным аспектам феномена времени были положены в основу многих последующих концепций времени.

Августин Аврелий (354–430) — христианский богослов, отец Церкви, родоначальник христианской философии, истории — изложил свое понимание времени в одиннадцатой главе «Исповеди».

Что же это — время? «Твердо знаю я, — говорит Августин, — только одно: если бы ничего не проходило, не было бы прошедшего; если бы ничего не приходило, не было бы будущего; если бы ничего не было, не было бы настоящего. Но как может быть прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет?

А если бы настоящее не уходило бы в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность. Настоящее именно потому и время, что оно уходит в прошлое. Как же можно тогда говорить о том, что оно есть, если оно потому и есть, что его не будет. Итак, время существует лишь потому, что стремится исчезнуть. <…>

Настоящим можно назвать только миг, который уже не делится на части… <…>… Мы понимаем, что такое промежутки времени, сравниваем их и говорим, что одни длиннее, а другие — короче. Мы даже можем измерить, насколько одно время короче или длиннее другого… Измеряем же мы время только тогда, когда оно идет, ибо мы не чувствуем, как нам измерить прошлое, которого уже нет, или будущее, которого еще нет?» Однако Августин все-таки считает, что прошлое и будущее существуют. «Мы измеряем текущее время, и если бы кто-либо спросил меня, откуда я это знаю, я бы ответил, что знаю благодаря самому измерению, ибо измерить можно только существующее… Но как измерить настоящее, если у него нет длины? И откуда, как и куда идет время? Откуда, как не из будущего? Как? Через настоящее, у которого нет длины. Куда? В прошедшее. Из того, чего еще нет, через то, у чего нет длины, в то, чего уже нет. <…>