Секс и деньги. Сборник романов

Крейг Роберт

Тогда Брэд прислал мне еще одно письмо и сообщил, что окончательно решил отправиться в Европу и что мне пора возвращаться. Клэр тоже хотела вернуться. Я не хотел ехать домой, мне ни разу в жизни не хотелось уйти из паба, прилететь обратно в аэропорт или прекратить работу, но я дал слово, поэтому мы вернулись в Австралию. Брэд предложил нам пожить в его доме, пока он был в отъезде, но перед самым отъездом я купил крохотную однокомнатную квартиру в Розелле, которую сдавал, пока мы были в отъезде.

Я думал, что проработаю на АПО три месяца – две недели вместе с Брэдом и еще десять, пока он будет в командировке, надеялся, что мне будут платить редакторскую зарплату и ее потом хватит еще на год жизни, который я посвятил бы литературе.

Когда

я переехал в новую квартиру, Клэр последовала за мной и привнесла в мою жизнь несколько дополнительных удобств, которые я обычно доверял профессионалам. К их числу относились готовка еды, которую я поручал поварам китайского ресторана «Лап Тонг Тай», и стирка одежды, за которую отвечала прачечная в Бёрчгроуве. Но перед приготовлением еды было необходимо сходить в магазин. Она составила список вещей, «совершенно необходимых» для обустройства домашней кухни. На первом месте стояли «хлебные крошки». Я даже не знал, что они считаются продуктом питания, и был уверен, что они относятся к отходам, и уж совершенно точно я никогда их не ел. Что там дальше по списку? Рыбья чешуя? Нет, чехлы для одежды. Чехлы вошли в категорию товаров, которые «мы тоже могли купить, раз уж идем в супермаркет». Мне бы никогда не пришло в голову покупать чехол для одежды. Я думал, что их выдают в прачечной. Зачем покупать что-то, чего у всех – и даже у меня – и так в избытке? На покупки ушло почти двести долларов, но, к моему удивлению, купленного едва хватило на три раза. Вернувшись домой, мы все распихали по ящикам. Даже пакеты. У каждой женщины, которую я знал, непременно был стратегический запас полиэтиленовых пакетов, как будто все они опасались, что пакеты скоро перестанут выпускать. Они выдаются бесплатно, с каждым днем их становится все больше и больше, и пространство, которое они занимают, обратно пропорционально степени удовольствия от обладания ими – но тетки от пакетов без ума.

Однажды я не смог найти свою ручку и спросил, не видела ли ее Клэр.

– Она в ящике для барахла, – ответила Клэр.

Судя по всему, «ящик для барахла» находился сразу же над ящиком для полиэтиленовых пакетов. В нем лежали мои вещи. Среди прочего барахла были отвертка, фотоаппарат, крем для обуви, молоток и липкая лента. По-моему, для этого ящика больше подходило наименование «ящик для полезных вещей», хотя все попытки ввести это наименование наталкивались на жесткое сопротивление.

Я рассказал об этой истории Крису, и он заявил:

– Держу пари, это третий ящик сверху.

Так оно и было. Крис продолжал:

– В первом ящике у вас лежат ножи, во втором – большие ножи, а в третьем – твои инструменты.

Мои старые баночки из-под маринованных огурцов, заполненные мелочью, исчезли с глаз долой, и их место заняли поваренные книги. Но хуже всего было то, что Клэр втайне добавляла в банки монеты по два доллара. Двухдолларовые монеты нельзя кидать в банку из-под огурцов! Господи боже мой, прошло всего два года, с тех пор как туда изредка стали попадать монетки по одному доллару. Клэр заставила полки очень полезными и экономящими время устройствами вроде соковыжималки, которая полностью устраняла трудоемкий процесс переливания сока из картонной коробки в стакан. Эта работа была разбита на несколько более простых составляющих: выбираешь апельсин – разрезаешь апельсин – выжимаешь из него сок. Повторить четыре раза.

Моя диета незначительно улучшилась, но в целом осталась без изменений. Клэр научилась готовить фирменные салаты «Лан Тонга» лучше, чем в ресторане. Что же касается одежды, то несколько первых попыток гладить мои рубашки потерпели полное фиаско. Эта часть работы вернулась к профессионалам.

Журналы Брэда переехали на новое место – в «Стоклэнд-хаус» на Каслрид-роуд, напротив заднего входа на Парк-стрит. Это здание было чище, но лифты по-прежнему отличались эксцентричностью. Вместе с нами переехал и женский отдел, и журналисты «Пикчер»

и «Пипл» почувствовали воображаемое презрение со стороны лесбийской части издательства.

Я вернулся к своим обязанностям и вскоре обнаружил, что Брэд обманул меня – он не спешил оставить свой пост, потом я вспомнил, что он даже не обещал сделать этого. На самом деле он просто съездил в Великобританию, Францию и Италию на три недели и еще две недели посвятил отдыху в компании с винцом и шашлычком.

Итак, мне не следовало рассчитывать на сказочные богатства, которые я сам себе наобещал, но все-таки было приятно вернуться в АПО. Разум кипел от переполнявших его все эти девять месяцев нереализованных идей, которые явились ко мне незваными гостями. Я чувствовал себя совершенно свободным, потому что брат теперь жил вместе с Джо.

Я не знал, чем именно займусь, но верил, что у меня все получится.

«Пипл» и «Пикчер» были в опасности. Цензорский комитет издал в 1999 году новые рекомендации, в соответствии с которыми АПО приняло решение перейти к так называемой политике «единственной складки».

Цензоры постановили, что в свободно продающемся журнале можно печатать изображение женской груди, лобковой области и полового члена в расслабленном состоянии, но теперь каждая фотография могла быть запрещена, если имела «яркий генитальный акцент» или была «сексуального характера с изображением половых органов». На практике это означало, что расслабленный половой член можно показывать во всей его красе, но если на фотографии виднелись малые половые губы, то их следовало ретушировать. Поэтому некоторые модели были подвергнуты обязательной клиторидэктомии, а их наружные половые органы залечены до единственной складки. После этого журналы стали недостаточно откровенными и перестали выполнять одну из самых важных своих социальных функций – устранение тайны и страха.

Периодически в журналы приходили письма от женщин, которых беспокоило строение их собственных половых органов – они смущались тем, что у них было ровно в два раза больше половых губ, чем у наших моделей. Это стало основанием для новой волны противостояния, в котором «Пипл» и «Пикчер» выступали в качестве защитников истинного образа женского тела и утверждали, что дискриминационные цензорские установки смущали женскую часть населения.

АПО продолжало борьбу, потому что цензоры занимали явно более жесткую позицию именно по отношению к его журналам: им запрещалось иметь на своей обложке даже намек на ареолу соска, тогда как импортная «Афиша» и «художественные» журналы вроде «Блэк энд уайт» могли печатать там женщин с обнаженной грудью. Все было в порядке, если только соски не предназначались рабочему классу.

Цензорский комитет запретил использование на обложках слов вроде «задница», «мохнатка» или «трахать», а также «стояк», «корень» или «лобок». Запретили использовать даже слово «нунга» – неологизм, введенный в общее употребление журналом «Секстра», потому что, хотя цензоры и не знали наверняка, что именно оно обозначало, они догадывались, в каком значении его использовали в журнале.

Тогда же цензорский комитет предпринял идиотскую попытку заставить «Австралийский женский форум» несколько приглушить яркость сексуальных фантазий в письмах их читателей, что в конечном счете способствовало закрытию журнала. (Хелен Внук, последний редактор «Форума», подробно описывает хронику противостояния с цензорами в своей книге «Оторванные».)

В некоторых штатах «Пипл» и «Пикчер» присвоили первую категорию, после чего их стали продавать только в непрозрачных полиэтиленовых пакетах, через которые было видно только название. По мере того как журналы становились чище и сложнее для восприятия, Интернет становился все грязнее, дешевле и доступнее. Любой мужчина с эрекцией и утраченным воображением скорее нашел бы удовлетворение в бесплатных картинках из киберпрост-ранства, чем в наших нейтральных моделях без сосков на обложке и влагалищ внутри.