Секс и эротика в русской традиционной культуре
Шрифт:
Наиболее ранние свидетельства о магических операциях, связанных с регулами, содержатся в так называемом «Каталоге магии» Рудольфа — рукописи середины XIII в. [264] Наибольшего внимания заслуживает, на наш взгляд, § 39, в котором сообщается о том, что во избежание беременности женщины «Quidam, quod florem suum vocant, in arborem sambuci mittunt dicentes: Porta tu pro me, ego floream pro te. Non tarnen minus arbor floret et ipsa parit puerum cum dolore» [To, что они называют своим цветом (цветком), они бросают на дерево бузины, говоря: «Ты носи за меня, а я буду цвести за тебя». Тем не менее дерево цветет и дальше, а она рожает детей в муках] (Karwot, s. 27). Тем самым женщина как бы обязывала растение плодоносить вместо нее (ср. носишь, понеслаи др. по отношению к беременной женщине), а взамен просила у него «цветение», т. е., вероятно, регулы, не совместимые с беременностью. К этим наиболее ранним данным, обнаруживающим связь между цветением растения и «цветением» женщины, а также свидетельствующим о том, что в мифопоэтическом сознании физиологические свойства и состояния женщины (регулы и беременность) могут быть отторжены от нее и переданы вовне, примыкают более поздние славянские материалы, в большей или меньшей степени соотносимые с сообщением из «Каталога магии».
264
Манускрипт
В последние годы были предприняты попытки прокомментировать отдельные суеверия из этой рукописи, сопоставив их с этнографическими и этнолингвистическими материалами XIX–XX вв., принадлежащими различным славянским этносам. См.: Виноградова Л. Н.Архаические формы полесских магических приемов и оберегов, связанных с уходом за ребенком // Полесье и этногенез славян. М., 1983. С. 101–102; Агапкина Т. А., Топорков А. Л.К реконструкции праславянских заговоров // Фольклор и этнографическая действительность. Л., 1990. С. 67–76; Budziszewska W.Fauna z «Katalogu magii» brata Rudolfa // Poradn'ik jczykowy. 1982. № 6. S. 411–414. Именно в этом аспекте мы и предполагаем рассматривать некоторые сообщения, приводимые Рудольфом.
Рукопись брата Рудольфа состоит из нескольких частей, три из которых непосредственно посвящены изложению разнообразных сведений по народной магии и верованиям (р. 8–10, § 1–53). Это раздел 8 — о магии, связанной с роженицей и новорожденными; раздел 9 — о девичьей и женской магии; раздел 10 — о магических способах достижения счастья, удачи и благополучия. Четыре свидетельства Рудольфа касаются магии, связанной с регулами (§ 29, 39, 40, 41).
Данный текст Рудольфа весьма примечателен несколькими своими особенностями, и прежде всего — выражением «florem suum vocant». Как мы уже отмечали, во многих славянских языках для обозначения месячных используются названия, производные от *kvet— и имеющие значение «цвет, цветок». Иными словами, в традиционном восприятии регул — уже на уровне номинации — присутствует мотив цветения, в целом соответствующий представлению о периоде естественного расцвета женщины, когда она имеет месячные и способна рожать детей.
Мифопоэтический концепт «женского цветения» нашел воплощение не только в названиях регул: он стал источником некоторых, порой весьма противоречивых магических рекомендаций и ритуалов, относящихся к сфере контактов женщины с окружающим ее растительным миром. Женщина и сад, дерево, растение могут воздействовать друг на друга и «обмениваться» определенными свойствами и состояниями. От женщины к растению и в обратном направлении могут «перейти» состояние цветения и способность к плодоношению. Как уже упоминалось, женщина, прикоснувшаяся во время регул к плодовому дереву или просто зашедшая в сад, собиравшая с него плоды, наносит саду непоправимый вред, отбирает у дерева силу цветения и воспроизводства и в итоге — сад перестает цвести и плодоносить, деревья сохнут, а плоды осыпаются.
Между тем в славянских верованиях и магии можно встретить рекомендации противоположного свойства, связанные с символической передачей женского состояния «цветения» некоторым культурным растениям. В Полесье, например, считали полезным, чтобы картошку сажала женщина, имеющая в тот момент регулы: «Як е на руб ашце, то к ажуть, карт ошку трэ зас ажваты, бо карт ошка б удэ цв эсты» (ПА, Нобель Заречнянского р-на Ровенской обл.). Взаимообусловленность понятий «регулы» и «плодоношение», о которой и идет, собственно, речь у Рудольфа, особенно заметна в одном свидетельстве, относящемся, по-видимому, к хорватам-икавцам. Когда в саду не плодоносили фруктовые деревья, хозяйка, помывшись во время регул, шла в сад, выливала эту воду под неплодоносящие деревья и говорила: «Niste jos cvitom bile zalite! Evo doso je cvit — da procvatete za cili svit! Kako ja ne mogla bit prez mog cvita — tako vi ne mogle bit bez ploda!» [ «Вы еще цветом не были залиты. Вот пришел цвет, чтобы вы процвели для целого света! Как я не могу быть без моего цвета, так вы не можете быть без плода!»] (Dulaure, S. 178). Там же существовала практика сеять весной хлеб из женской рубахи со следами месячных очищений, ср.: «Da zito bude dobro i da polje rodi treba ovo raditi: kad zensk'a ima prviput vrijeme, onda treba kosulju okrvavljenu ili dio njezin, koji je okrvavljen odnijeti na polje, na nju metnuti zita i s nje (ili s njega) pocet'i sijati» [ «Чтобы жито было хорошим и поле родило, надо делать так: когда у женщины в первый раз случатся регулы, надо взять ее окровавленную рубаху или кусок от нее, на котором есть кровь, отнести ее на поле, положить на нее зерно и с нее (или с него) начать сеять»] (там же, с. 179, примеч. 1).
Впрочем, передача культурным растениям свойства цветения могла иметь и негативные последствия, если иметь в виду, что «цветом, цветением» в ряде языков и диалектов называлась и плесень, ср., например, следующее полесское свидетельство: «Кап усту не м ожно руб ить, як на руб ашке м аеш, бо нэд ачна б удэ, б удэ цвист ы» (ПА, Нобель Заречнянского р-на Ровенской обл.). Цветной (красноватый) налет мог появиться и на льне, если бы его прополола «нечистая» женщина: «Есьли жэныиына на рубашки, у лён нэйшли, бо будэ лён ржавый» (ПА, Радеж Малоритского р-на Брестской обл.).
Взаимозависимость растения и человека можно усмотреть и в самой распространенной магической процедуре, относящейся к менструации. Чтобы вызвать регулы или,
Наиболее близкие аналогии магической процедуре, описанной Рудольфом, обнаруживаются в сфере женской магии, практикуемой для избавления от регул или, наоборот, для вызывания их. В Сербии, например, женщина, желавшая избавиться от менструации на длительный срок, весной в период цветения роз мылась по окончании месячных и выливала воду под цветущий куст в расчете на то, что в следующий раз она будет иметь на себе цветлишь тогда, когда розы вновь расцветут, т. е. на будущий год (Милиhевиh, с. 187). На Украине при обильных регулах женщина после омовения закапывала горшок с водой под вишню и говорила при этом: «Todi do tebe druhyj raz budu nesty, koly budesz cwisty» [ «В следующий раз я принесу тебе это тогда, когда ты снова зацветешь»] (Talko-Hryncewicz, s. 37, Киевская губ.).
При отсутствии регул женщины также прибегали к символическому обмену с растением. В Сербии женщина выливала после омовения воду под цветущую красную розу и говорила: «Ружо, румена, даj ти мени твоjе црвенило, ево ти моje белило» [ «Роза, красная, дай ты мне свою красноту, вот тебе моя белота»] (Чаjкановиh, с. 121).
Народное представление о возможном обмене состоянием «цветения» между женщиной и растением (и другими природными объектами) зачастую реализуется средствами цветового кода — через противопоставление красного и белого цветов. Белорусы Витебщины считали, например, что если женщина во время регул лишь взглянет на спелые вишни или станет квасить свеклу, то они побелеют, утратят цвет (Никифоровский, с. 86). У русских в Сибири бытовало мнение, что распространенная среди девушек болезнь девичья,или бледная, немочьслучается, если мать девушки умирает в день ее первых регул, как бы «унося краски в землю»: после этого девушка бледнеет, чахнет и вскоре сходит в могилу (Макаренко, с. 244). Для вызывания менструации рекомендовалось пить отвары из красных цветов, а также истолченные в порошок кораллы (Дитина, с. 74–75).
У славян известны и другие приемы, относящиеся к сфере специфической женской магии и соотносимые со свидетельством Рудольфа, а именно: способы предотвращения беременности с помощью менструальной крови, основанные, по-видимому, на восприятии ее как средоточия женского естества. Назовем хотя бы обычай закапывать белье, кровь и воду, оставшуюся от стирки и мытья, в землю (Грысык, с. 72), а также выливать кровь и воду в горячую печь или «замазывать» ее в устье печи, ср.: «От, щоб дїтей не було <…>, зараз беруть ту сорочку, що з циганами буде, як вперше нападуть, та одіжмуть її і потім якось замазують у челюстях» (Дитина, с. 97). Уничтожение месячной крови для достижения бесплодия (ее сжигание или закапывание в землю) в целом согласуется с упомянутой у Рудольфа «передачей» дереву способности к плодоношению вместе с кровью в обмен на бесплодие.
Сугубо физиологическая связь регул и беременности, выражающаяся одновременно в их взаимозависимости и взаимоисключаемости, была мифопоэтически переосмыслена традиционной культурой и стала источником определенных магических процедур, практикуемых женщинами как для предотвращения бесплодия, так и в контрацептивных целях. В Сербии женщина, не желавшая в ближайшее время после родов иметь детей, протыкала веретеном сорочку, в которой рожала, и говорила: «Докле бели да не црвени!» [т. е. «Пока кормлю, я не забеременею, ко мне не вернутся регулы»] (Грбиh, с. 100–101). Напротив, чтобы забеременеть, женщины в той же Сербии пили отвар из травы, называемой женски цвиjет(Ђорђевиh Т., 1941, с. 19). Там же женщина, желавшая следующим ребенком иметь сына, при первых после родов регулах должна была окрасить своей кровью кукурузные зерна и накормить ими из фартука петуха; если же она хотела в будущем родить дочь, то — курицу (Грбиh, с. 100).
Любопытную, хотя и небезусловную параллель к этим материалам можно усмотреть в приведенном З. Кузелей украинском свидетельстве, обнаруживающем — на мифологическом уровне — глубочайшую внутреннюю связь между жизнью человека и бытием природы. Если верить этому сообщению, то у «честных» девушек в период жатвы не бывает регул (Дитина, с. 74). Менструация у девушек и то состояние природы, которое (с известной долей условности) можно определить как «беременность», готовность к воспроизводству и плодоношению, в ряде случаев оказываются несовместимы в мифопоэтическом сознании (как несовместимы для женского естества регулы и беременность). С этим украинским свидетельством сопоставим полесский обычай привлекать к ритуалам, призванным обеспечить удачную случку скота, девочку, ни разу не имевшую месячных. На Житомирщине, для того чтобы корова «погуляла», «стан овлять на вор отах роскар ачась ось так оо, недор остка, кот ора нем ашчэ руб ашки, а помиж ног ей пров одять худ обу» (ПА, Тхорин Овручского р-на). Соприкосновение со сферой материально-телесного низа должно было, по-видимому, оказать продуцирующее воздействие на скот, а участие в обряде «чистой» девочки полностью исключало возможность воздействия на него физиологического состояния, вступающего в противоречие с идеей воспроизводства. [265] Укажем в этой связи и на весьма примечательный запрет женщине сажать во время регул огурцы или даже трогать их, поскольку в противном случае на них не завяжутся плоды: «Як на рубашце е, запрэшчали гурки трогать — бо гуркоу не ма, буде пустоцвет» (ПА, Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл.). [266]
265
Обратим в этой связи внимание на то, что и в сфере природы цветение в ряде случаев противопоставляется плодоношению. Не останавливаясь на этой теме подробнее, укажем лишь, например, на белорусский запрет вносить цветы в дом, где на яйцах сидит наседка, иначе среди них будет много «болтунов» и мало выведется цыплят, см.: Романов Е.Белорусский сборник. Вып. 8. Вильна, 1912. С. 300.
266
Мы рассмотрели материалы, относящиеся к § 39 из «Каталога магии» Рудольфа. Несмотря на отсутствие (во всяком случае, до настоящего момента) прямых совпадений взятого в целом текста Рудольфа с этнографическими реалиями XIX–XX вв., относящимися к женской магии славян, нам удалось, как кажется, обнаружить параллели к отдельным наиболее значимым фрагментам и мотивам этого сообщения. В их числе: названия регул; мифопоэтический мотив «цветения», относящийся и к женщине, и к растению; магический ритуал, в основе которого — обменные отношения между женщиной и растением; вербальные формулы, обслуживающие этот ритуал и подтверждающие его структуру, и, наконец, взаимосвязь понятий «регулы» и «плодоношение», проявляющаяся в специфических женских магических практиках.