Секс и ветер
Шрифт:
Я кивнул.
– Ну вот, - он крякнул, выпив. – Я и пришел. «Я хочу умереть. Пусть сегодня, а может быть завтра» - твои стихи?
– М-мои, - я закрыл рот ладонью, пытаясь бороться с подступившей внезапно тошнотой.
– Твое желание будет испо-о-олнено-о-о, - «козой», составленной из длинных пальцев, он попытался забодать меня.
– Но, это вчера было такое настроение, - всхлипнул я.
Он, молча, развел руки в стороны, укоризненно скривив лицо.
В прихожей затренькал звонок.
– Кого-то
– Н-нет, - я осторожно встал, пытаясь протиснуться между стеной и батареей.
– Сидеть! – рявкнул он. – Я сам открою.
Входная дверь скрипнула обычным скрипом. В коридоре послышались какие-то смешки, шлепки и голоса. Наконец, в кухню вошел здоровенный детина с красными от мороза щеками. Сразу стало как-то тесно.
– Вызывал? – не спросясь, он присел на затрещавшую от обиды табуретку.
– Я? – перестав понимать что-либо, я дрожащей рукой нацедил себе пару капель в стакан, в надежде заставить работать мозг. – Вас?
– Не нас, - улыбнулся дружелюбно детина, обернувшись на торчащего в двери худого. – А меня.
– Вас? – тупо повторил я. – Т-тебя?
– Меня, - подтвердил тот. – «Господи, помоги мне…» - твои слова?
– Мои, наверное, - я попытался, не глядя, нащупать очки, не отрывая взгляд от физиономии детины. Хотя, чем могли бы помочь очки в такой обстановке?
– Ну вот, меня и прислали, - довольно оглянулся он на стоящего сзади.
Тот встрепенулся и сел на свое место.
– Не имеешь права, - он вылил остатки в свой стакан. – У тебя еще водка есть?
Я показал пальцем на урчащий холодильник.
– Много не будет? – детина, не мигая, смотрел на худого. – Ты, все-таки, на работе.
– А он у меня последний сегодня, - худой аккуратно, не пролив ни капли, выпил и медленно поставил стакан в пепельницу, полную окурков. – А завтра не моя смена.
– Я не хочу умирать! – гордо вскинулся я.
Оба повернули ко мне головы.
– Поздно, - худой первым открыл рот. – Вчера хотел умереть? Хотел. Стихи об этом написал? Написал.
Я хочу умереть. Пусть сегодня, а может быть завтра.
Будет смерть очень легкой и лучше внезапной.
Хорошо б, это было во сне, чтоб уснуть – не проснуться.
И уже в эту грязь никогда не вернуться.
А с утра, словно ветер подул, солнце скрылось за тучи.
Нет любви, я уйду. Может там, за стеной БУДЕТ ЛУЧШЕ?
Да еще назвал-то как пафосно – «Завещание». А чего ж не «Реквием»? Слабо? Да-а, не Моцарт, а жаль.
Он встал, шатаясь, и руками по стене побрел к холодильнику.
– Что делать? – жалобно проблеял я.
– Пиши новое, - детина придвинул табуретку поближе. – Завещание новое, дубина.
– А-а, понял, - я наконец-то нашел очки, нацепил их на нос и начал сочинять вслух. – Не хочу умирать. Ни сегодня, ни щас, ни внезапно.
Детина только махнул рукой, глядя себе за спину.
– Очень хочется жить, вновь увидеть рассветы, закаты, - меня несло, невзирая на неточности в рифмах. В голове мелькнуло что-то насчет «белого стиха». – Хорошо б поутру на рыбалку поехать с друзьями. А потом, в выходной, наконец-то приехать к маме.
Детина, не оборачиваясь, поднял руку и сжал ладонь в кулак. Я понятливо замолчал.
– Пойдем, поможешь, - он наклонился к худому, лежащему у холодильника на полу, и пошлепал его по щекам. – Спёкся.
Положить тело худого в лифте не удалось из-за тесноты. Он так и стоял, поддерживаемый нами под руки, с закрытыми глазами. На улице бушевала вьюга. Детина взял худого за шиворот, приподнял, и легко забросил в сани, припаркованные прямо у моего подъезда.
– Давай, браток, - он пожал мою вялую ладонь. – Ты с желаниями поосторожней, а то могу и не успеть в другой раз.
Он взгромоздился на облучок, подхватив вожжи.
– И завязывай ты с этой пьянкой. В жизни и без нее много хорошего. А любовь - она есть, только искать надо, - детина гикнул на лошадей, и сани умчались в снежную даль.
Наверх я поднимался пешком, старательно обдумывая каждую приходящую в голову мысль. Тяжело дыша, ввалился на кухню и увидел одиноко стоящую в углу косу. Сев на диванчик, подтянул к себе телефон.
– Петрович! Петрович, спишь что ли? – голос в трубке был сиплым и по-далекому теплым. – Извини, Петрович, что так поздно. У тебя кислота есть? Какая-какая, серная. Много. Растворить одну штуку. Косу. Обыкновенную косу. Да, трезвый я. Уже.
ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ
– Нет, ты не прав, - глухо заворчал Серый. – Может так случиться, что и сегодня не выйдет.
– Выйдет, выйдет, - оглянулся по сторонам Лопух. – Сегодня точно выйдет.
– Пошли, а? – Серый тоскливо зевнул. – Вон уже всю задницу отморозил.
– Терпение, друг мой, - Лопух встал передними лапами на ступеньки. – Еще минут десять, и будут тебе объедки.
– Всё, - Серый встрепенулся, подняв уши торчком. – Я – домой. Лучше умереть с голоду, чем с холоду.
– Э-эх, ты-ы! – укоризненно завыл Лопух. – Друга бросаешь на произвол? Иди-иди. Коснется еще…
Серый затрусил по заснеженной тропинке, которая вела прямиком в холодный сарай, служивший временным пристанищем для друзей. Около скособоченной ёлки он сосредоточенно поднял заднюю лапу, когда рядом, подняв мелкую снежную пыль, затормозил огромный серебристый джип.
«У меня был похожий в прошлой жизни, - подумал Серый.
– Только модель другая и цвет».
В приоткрывшемся окне появилась рука с пластиковым контейнером.