Секс и ветер
Шрифт:
Берендей потянулся через стол, опрокинув на пол тарелку с огурцами.
– Дай поцелую тебя, дружище, - схватив друга за ухо, он попытался подтянуть его голову к своим губам.
– Щас я тебе дам, - левой рукой Витек заехал Берендею в ухо. – С пролетарским приветом.
– Не убивал я его, гражданин следователь, - канючил Витек, раскачиваясь. – Сам он.
– Сам себя убил? – следователь закурил. – Это как же?
– А так, - Витек, не спрашивая, вытащил сигарету. – Галка – жена его бывшая, год назад с
– Проверим, - прищур острого следовательского глаза пробивался сквозь сигаретный дым.
– С тех пор Берендея было не узнать, - Витек подкурил торопливо. – Другой бы, на его месте, что сделал?
– Что?
– Запил бы, ясен пень, - Витек преданно выпучил глаза. – А он?
– А он что? – следователь потушил бычок о край консервной банки, заменявшей пепельницу.
– А он не ста-ал, - многозначительный Витек перестал раскачиваться и застыл. – Пошел на следующее утро и вступил.
– Вступил? – следователь оторвался от протокола.
– Ну да, вступил, - Витек быстро закивал. – В эту, партию, как ее, народного единства.
– Народного большинства, - поправил его следователь.
– А я что сказал? – Витек шмыгнул носом.
– Евгений Петрович, - Люсин нажал на кнопку селектора. – Заявление товарища Берендеева на выход из рядов партии еще у вас?
– У меня, Владимир Петрович, - отозвался селектор приглушенно.
– Порвите его и выбросите, - Люсин придал голосу некую торжественность. – Умер вчера Товарищ Берендеев. Так сказать, будучи в рядах.
– Понял вас, товарищ Люсин, - с энтузиазмом ответил Евгений Петрович. – Уже рву.
– Сколько у нас осталось неохваченных в целом по стране? – Люсин выбрался из глубокого кресла, повысив голос.
– Если не считать убывших естественным путем, Владимир Петрович, - в селекторе зашелестели перебираемые бумаги. – То осталось всего три человека. И все трое, как раз, проживают в Москве.
– Ну, что ж, - Люсин подошел к висящему на стене портрету президента. – Можно считать, что с заданием руководства мы справились?
– Да, Владимир Петрович, - Евгений Петрович хохотнул. – Страна к выборам готова.
– Пока не забыл, - Люсин обернулся к селектору. – Евгений Петрович, объявите благодарность начальнику отдела быстрого реагирования товарищу Зюкину за отлично проведенную операцию.
– Уже, Владимир Петрович.
Селектор пискнул, отключившись. Люсин смотрел в окно на встающее над столицей Родины солнце и думал о том, что уже сегодня вечером огромная страна, как один человек, встанет на новые рельсы – рельсы всенародно выбранного пути. И в этом есть и его, пусть маленькая, как начальника отдела планирования, толика труда. Сняв очки, Люсин протер стекла бархоткой. Ей же промокнул повлажневшие о волнения глаза. Где-то в глубине его груди зарождалась смелая мысль о том, что для многострадального народа великой страны сегодняшние выборы будут, наконец, последними в истории.
СОСИСКИ
– Ты сосиски купил? – голос жены звучал приглушенно, как из-под подушки. – Только не говори сейчас, что забыл.
– Ну, забыл, - Рохляков сунул голову с прижатым к уху телефоном в плечи. – Варенька, замотался.
– Замота-ался-я-я? – трубка сбилась на хрип. – Замотался ты, Лёлик, в девяносто третьем с этой кошелкой из Мухосранска.
– Из Нижневартовска, - попытался вклиниться Рохляков.
– Да, хоть из Аддис-Абебы!
– взвизгнула жена. – Ты ж ей, суке, цветочки возил аж из самой Москвы на самолете. А жене своей родненькой и сынку своему единственному сосисок не можешь принести из соседнего гастронома.
– Ну, будет тебе, Варь, - Рохляков искоса осмотрелся, не слышит ли кто. – Это ж еще до тебя было. Как говорится, дела давно минувших лет.
– Значит так, Лелик, - зазвучал металлом голос жены. – Без сосисок можешь валить к своей хабалке в Днепропетровск.
– В Нижневартовск, - поправил запищавшую гудками трубку Рохляков.
– Здравия желаю, Леонид Петрович, - козырнул проходящий по коридору полковник.
– Никитин, - остановил его Рохляков. – Дело Позднякова у тебя на контроле?
– Так точно, товарищ генерал, - вытянулся в струнку тот. – У меня.
– Так какого хера тянешь, полковник? – Рохляков побагровел. – Хочешь в Магадан поехать начальником местного управления? Не хочешь? Тогда результаты мне на стол завтра в 15.00. Понял?
– Понял, товарищ генерал!
– А ты говоришь «сосиски», - Рохляков открыл дверь своего кабинета. – Петрищев!
– Я, Леонид Петрович! – выскочил из-за стола приемной майор.
– Купи три килограмма сосисок и пулей назад!
– Есть, товарищ генерал, - майор, подхватив фуражку, выскочил в коридор.
Рохляков прошел к себе. Налил из пузатой бутылки янтарной жидкости в хрустальную рюмку. Выпил залпом. Крякнул. Закусил ломтиком лимона. Прищурившись, набрал номер в мобильнике.
– Аня?
– Да, мой генерал!
– Во вторник прилечу к тебе, встречай.
– Ты же обещал на выходные.
– Не могу, дома война. Чего-то моя сегодня разошлась. Тебя вспоминала, кстати. Икаешь?
СЕКС И ВЕТЕР
Его пугали звуки. Даже не звуки, а голоса. Голоса шли не извне, а изнутри.
– Ты жива еще, моя старушка.
Он любил ее на излете. На излете своей безбашеной жизни. Она была лучшей в его коллекции. Коллекции женщин. Лучшая, в плане всего. И секса, и поговорить…
То, как она, ранним утром, раскинув свою роскошную грудь, похрапывала, не контролируя себя. То, как она просыпалась от легкого прикосновения губами к соскам, отдавая ему тепло своего тела.
– Бум-бум, - будильник надоел своей трелью. – Давай, вставай.