Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения
Шрифт:
— А, мистер Рис-Фицсиммонс! Добро пожаловать домой. Всегда приятно вернуться к истокам, — сказал он, дружески потрепав Йена по плечу. Слоун ничуть не выглядел огорченным — наверное, не плакал по упущенным барышам, а, напротив, готовился считать деньги, которые заработает на первой выставке знаменитого скульптора в рамках арттурне. Джеймс Слоун, как и артдилеры, принимающие нас в других городах, получал не только внимание прессы, но и небольшой процент с продаж, заключенных в их галереях.
— Джеймс, я счастлив быть в Лондоне и очень рад вас видеть, — с энтузиазмом отозвался Йен и с улыбкой обернулся
Я спустилась со стремянки и протянула руку.
— Здравствуйте, рада познакомиться, — сказала я, вовремя спохватившись и не брякнув привычное «привет» вместо официального «здравствуйте». Обмениваясь рукопожатием, я подняла глаза на Джеймса Слоуна и была поражена его сходством с водяной крысой: красноватая кожа, тонкие светлые волосы, серые глаза, длинный костлявый нос и верхняя губа козырьком. Так и хотелось дорисовать крысиные усики, свисающие на галстук-бабочку и твидовый костюм.
— Мистер Слоун, — надменно бросил владелец галереи и сразу отвернулся к Йену.
Видимо, на некоем секретном саммите маститые артдилеры выработали план удержания власти, в основу которого легло правило никогда не вести себя по-людски. Мистер Слоун увел Йена в другой конец павильона и щурился оттуда на скульптуру.
— Йен, это удивительное зрелище. Прекрасная, превосходная работа. Очень впечатляет.
Йен что-то говорил, оживленно жестикулируя, и мистер Слоун усердно кивал, выражая абсолютное согласие.
— О, и еще, Йен. Имоджен будет в восторге, если на следующей неделе ты придешь к нам на ужин. Мы очень тебя ждем, — добавил он, улыбнувшись поджатыми губами. В уголках рта у него словно шевельнулись длинные крысиные усики.
— С удовольствием. Давно не видел Имоджен, приятно будет пообщаться, — ответил Йен, и мужчины направились к выходу из павильона.
Выделенное нам место никак нельзя было назвать неудачным. Мы расположились в первом ряду, и нас невозможно было пропустить. Еще одной отличительной особенностью лондонской выставки, немыслимой в Нью-Йорке, стало размещение экспозиции Йена буквально рядом с нашим основным конкурентом — галереей Кратц. Прежние патологические выверты Дика бледнели перед истерикой, которую он устроил бы здесь, очутившись нос к носу с почти-столь-же-успешной-как-он-сам Кариной Кратц.
Он зашелся бы в крике, что двух дилеров, занимающихся аналогичным материалом, нельзя размещать так близко, дрожал бы всем телом, словно от тягчайшего оскорбления эстетике и ритму визуального ряда (можно подумать, ему кто-то поручал обеспечить разнообразие впечатлений посетителей выставки). Но истинная причина упорного нежелания Дика выставляться рядом с Кариной Кратц крылась в том, что в присутствии этой женщины босс словно сжимался вдвое. Я с интересом наблюдала за установкой экспозиции галереи Кратц в соседнем павильоне, радуясь, что Дик не стоит за спиной, ругая меня за незнание планов организаторов Лондонской выставки искусств.
Наконец к семи часам все было готово.
Я пыталась подсчитать, который теперь час в Нью-Йорке. За истекшие сутки я спала всего полтора часа, чувствовала себя издерганной, вымотанной и грязной и очень надеялась, что Йен уже закончил дела и готов идти. Я сунулась в шкаф за сумкой, надеясь, что меня
— Ну что, Джейн, спасибо за работу. Кажется, мы в отличной форме, — сказал он, с виду свежий как огурчик.
— Да, пожалуй. Я хочу поехать в отель. Вам больше ничего не нужно? — вежливо осведомилась я, надеясь на положительный ответ.
— Джейн, вам понравился Лондон?
— Конечно, — ответила я, мечтая, чтобы следующей фразой стало: «Пока, Джейн, до завтра».
— Чем бы вы хотели заняться во время пребывания в столице Англии?
О нет, содрогнулась я, отвлекшись от мысленного созерцания прекрасного интерьера номера отеля и представив восхождение на лондонский Тауэр с Йеном в арьергарде.
— Я бы сходила в «Одри», — ляпнула я, залившись краской: ведь существуют Национальная галерея, Тейт, чертов Букингемский дворец, наконец! Нет, угораздило назвать «Одри», лондонский ресторан, одноименное заведение появилось и в Нью-Йорке примерно год назад и уже, наверное, закрылось или как минимум непоправимо вышло из моды. Ну откуда, спрашивается, приплыла ко мне эта ассоциация?
В следующую минуту я ощутила горячую благодарность за проявленный Йеном такт. Наверное, скульптор счел меня законченной идиоткой — я прочла это в насмешливой улыбке, — но был слишком хорошо воспитан, чтобы сказать об этом вслух.
— Ах-х-х, вот вы где, Йен, да'агой, — раздалось у меня за спиной. Кроме Зазы Габор [12] , это могла быть только одна женщина. Она уверенно прошла по коридору и вплыла в наш павильон, словно дефилируя по подиуму, покачивая бедрами и при каждом шаге чуть вынося руку вперед. Плечи были расправлены и отведены назад, пухлые губы выпячены. Черное платье с воротником-стойкой безупречно сидело на очень высокой, как манекенщица, гостье, подчеркивая идеальную фигуру с чувственными изгибами. Мне в глаза бросились сетчатые колготы и туфли от Маноло Бланика на каблуках высотой четыре дюйма. Дама, словно сошедшая с обложки «Вог», на самом деле выглядела так всегда — для Карины Кратц каждый день был выходом на подиум.
12
Заза Габор (р. 1923) — легендарная голливудская кинодива венгерского происхождения, известная многочисленными (только официальных — девять) браками с богатыми людьми.
— Карина! — Йен, казалось, искренне обрадовался встрече. Неужели они друзья?
— Да'агой, ваш па'ильон выглядит п'евосходно. П'евосходно, да'агой. Дьевицы в моем па'ильоне так долго возыттся, никак не расставьят… Они еще не закончили, но я сказала — не могу заставьять Йена ждать, и ушла… — Каждое слово Карина сопровождала звучным придыханием. Либо у нее астма наоборот, либо это способ подчеркнуть, что она — самая сексапильная кошечка всех времен и народов. Сейчас в ней угадывалось скрытое раздражение, как после целого дня утомительной работы.