Секс в эпоху согласия
Шрифт:
В наши дни получение у партнера согласия на секс — это нечто само собой разумеющееся. Джозеф Фишел в уже упоминавшейся книге «К черту согласие» подчеркивает, что концепция активного добровольного сексуального согласия является лучшей на сегодняшний день базой для формулирования правовых норм, устанавливающих признаки половых преступлений. В отличие от установки «нет значит нет», требование подтверждения согласия (необязательно словесного) со стороны партнера демонстрирует уважение к его самостоятельному выбору. Но сфера применения этой концепции не так широка, и для решения многих задач она не подходит.
Критики концепции, в числе которых Кипнис, Ройф и Вайс, недовольны ее ролью в движении #MeToo и университетской сексуальной
Не нужно относиться к «плохому сексу» как к чему-то обычному и неизбежному или романтизировать его как часть дурацких приключений юности. Давайте присмотримся к нему повнимательнее. Что делает секс «плохим»? Гендерные нормы, которые постулируют, что женщине не полагается проявлять такую же сексуальную активность, как мужчине, и что мужчина любой ценой должен получить удовлетворение. «Плохой секс» является следствием неравного доступа мужчин и женщин к сексуальному образованию и услугам служб сексуального здоровья, а также расистских представлений о невинности и испорченности, которые все еще господствуют в нашем обществе. «Плохой секс» — это политическая проблема, и мы должны смотреть на него с точки зрения политики, не поддаваясь желанию ограничиться язвительными замечаниями в адрес девушек, которые пытаются справиться с неприятными эпизодами своей сексуальной жизни всеми доступными способами.
«Плохой секс» бывает не только у первокурсниц, которые вскоре якобы перевернут эту страницу и все забудут. Неприятное чувство страха и сожаления «наутро после» знакомо почти каждой женщине. Рассуждения об университетской сексуальной культуре выносят за скобки опыт всех остальных женщин, переживших «плохой секс», домогательства или изнасилование. Не нужно забывать о социально и экономически уязвимых группах женщин. Концепцию добровольного сексуального согласия можно и нужно критиковать, но не для того, чтобы высмеивать девушек за их виктимность, а для того, чтобы отстаивать интересы всех женщин: и тех, для которых половой акт стал ошибкой, и тех, кто вынужден заниматься сексом ради выживания, и тех, кому приходится постоянно взвешивать за и против.
В 2018 г. Дафна Меркин писала в The New York Times, что получение согласия перед половым актом «выглядит безнадежно глупо, снижает градус момента и лишает ситуацию эротизма»57. С этой распространенной точки зрения недостаток сексуального согласия (и необходимости постоянно в нем удостоверяться) заключается в том, что оно якобы превращает секс в запротоколированную процедуру. Однако полный отказ договариваться о допустимом и недопустимом в сексе во имя эротизма чреват опасными последствиями. Соглашения и договоренности чрезвычайно важны, например, для секс-работников и деятелей порноиндустрии — для тех, чья работа, со всеми прилагающимися к ней рисками, требует четкой артикуляции границ дозволенного58. Люди, практикующие БДСМ, полагаются на то, что договор с партнером защитит их от нежелательной боли и травм. Если ваши сексуальные эксперименты подразумевают использование огня, воска или зажимов, предварительные договоренности могут быть жизненно необходимыми.
Но идея контракта, договора и какого-либо урегулирования интересов в сексе многих отвращает как раз потому, что делает его слишком похожим на работу и заставляет трезво взглянуть на то, что секс (за деньги или без них) — это отношения, в которых партнеры несут неравные риски. Договор выводит на поверхность факт
Кого-то раздражает необходимость признать этот дисбаланс, и свое отношение эти люди выражают в неприятии всего, что хоть сколько-нибудь напоминает контракт. Есть, однако, и недовольные концепцией добровольного согласия потому, что она превращает секс в ценность, доступ к которой контролирует женщина: мужчина хочет заняться сексом, а женщина либо соглашается, либо отказывается ему уступить. Ведь согласие, даже добровольное, остается согласием, данным в ответ на чье-то предложение. «Я могу это сделать?» — «Да, можешь». Этот диалог воплощает худшие гетеросексуальные паттерны — как рассуждения популярного коуча по отношениям Коннелла Барретта, который считает, что «мужская роль — проявить инициативу, а женская — согласиться или отказаться»59. Энн Кэхилл в книге «Переосмысливая изнасилование» (Rethinking Rape) ядовито замечает: если бы секс и брак привлекали женщин, «мы бы говорили не о согласии, а о желании»60. Таким образом, концепция согласия отвергается, потому что она подразумевает одностороннюю сексуальную инициативу и желание только одного партнера.
Сторонники концепции, в свою очередь, отдают себе отчет во всех ее недостатках и реагируют на них изменением риторики. Теперь стандарты, кажется, повысились и речь идет не просто о добровольном, но о «воодушевленном» согласии: ожидается, что женщина будет не просто отвечать на мужские призывы, а активно хотеть секса, любить его и открыто выражать свои желания и потребности. Долой половинчатое добровольное согласие, да здравствует согласие воодушевленное: влечение, наслаждение, энтузиазм и позитивность.
Но проблема с согласием не в том, что секс не может быть «договорным»: в конце концов, безопасность секс-работников полностью зависит от легитимности договора и, как следствие, их права на признание насилия в случае нарушения этого договора [9]. И даже не в том, что процедура получения добровольного согласия несексуальна и неромантична. Проблема, как выразился Джозеф Фишел, в нашей «зачарованности» согласием, в нашей приобретенной склонности воспринимать секс через призму согласия и игнорировать более важный факт: люди вообще обладают неравными возможностями. «Зачарованные» согласием и погруженные в рассуждения о плохом и хорошем сексе, мы легко оказываемся в мире либеральных фантазий, где, как заметила Эмили Оуэнс, «равенство существует как данность»61.
Секс, на который дают согласие женщины, по большей части нежеланный. Они соглашаются на него под давлением: чтобы накормить и одеть себя и свою семью, чтобы обеспечить себе безопасность. Женщины соглашаются на секс, потому что чувствуют, что у них нет выбора, потому что они находятся в долгу у мужчин, потому что им угрожают, потому что мужчина может причинить женщине боль или иные неприятности: уволить, выселить из дома, сообщить о ней в иммиграционную службу или в полицию (такое случается с секс-работниками там, где проституция криминализирована; этим, например, занимался оклахомский полицейский Дэниэл Холцкло: он изнасиловал множество афроамериканок, имеющих криминальное прошлое или оказывающих секс-услуги). В законе подчеркнуто, что согласие должно быть дано без принуждения, но по факту женщины часто соглашаются на секс просто потому, что боятся последствий отказа. Поэтому разграничивать добровольное согласие и воодушевленное согласие необходимо — только так мы сможем адекватно оценить, что произошло.
В отношениях с силовым дисбалансом наличия согласия недостаточно, чтобы отличить «хороший» секс от «плохого», хотя оно в некоторой степени служит признаком ненасильственности секса. Процесс получения согласия тоже может быть эротичным — нам без конца повторяют это с той же настойчивостью, с которой критики вопят об «обломе кайфа». Только, мол, подходить к нему нужно как к чему-то приятному и возбуждающему: к примеру, на сайте xojane.com советуют «включить обсуждение согласия в прелюдию, сделать его элементом флирта, слегка поддразнивать друг друга, по ходу дела выясняя, на что готов или не готов ваш партнер»62.