Секс в Мегаполисе 2
Шрифт:
…Мысли просто накрыли с головой. Нет! Она этого никогда не допустит. Лучше уж этому «однокласснику» горло перерезать. Чем? Вокруг ничего не было. Это привело в ужас. Потом вспомнив, что он её когда-то в школе любил, немного успокоилась. Невольно вспомнился «выпускной»…
…В тёмном зале все разбились по группам. Кругом стоял смог, повсюду слышались выкрики пьяных девчонок и мальчишек. Все старались подражать взрослым. Обнимались, целовались, ругались, если не сказать скандалили. Потом выходили в коридор выяснять отношения, обратно уже входили
Кажется, что все были спарены. Даже она, Инна, была с Гришкой. Тот ходил весь вечер за ней следом, назойливо приглашая на танец. Для неё он не был парнем, в которого можно было влюбиться, поэтому вначале отказывала. Тот был верзила костюм на нем висел мешком. При его высоком росте он дрожал как осиновый лист и это только от одного прикосновения к ней. Как-то так незаметно для себя они оказались на танцплощадке. Хорошо, что никто не обращал на них внимания. Все были заняты собой.
В танце невольная близость тел его просто возбуждала, на это реагировал каждый нерв. Руки становились потными. Она пыталась сделать вид, что не замечает, но это ей давалось с трудом. Музыка располагала к интиму. Он невольно обнял, нащупав контуры бюстгальтера, расстегнул. Ей было стыдно, она считала, что все окружающие видели её в минуту позора.
Инна, тут же сорвавшись с места, убежала. Он побежал за ней. Та оказалась за школой, нервничая, пыталась застегнуть бюстгальтер. Но у неё не получалось. Подойдя к ней, он предложил свою помощь, Инна согласилась, небрежно убрав каскад волос в сторону. Приспустив вечернее платье, скомандовала:
– Давай, пока никого нет!..
Он стал застёгивать крючки бюстгальтера. Аромат её волос его волновал. Тот ощутил потливость по всему телу. Его потные руки, коснувшись её тела, привели Инну в бешенство.
Она прошипела:
– Убери руки, я сама!.. Слабак! Бабу увидел, и «течка» пошла. Импотент!..
…Почему она тогда сказала «импотент» не знала; скорее всего, это было из лексики матери, та постоянно орала на отца по делу и без дела…
…Гришка, сжигая её злым взглядом, сорвал с неё бюстгальтер, стал лапать и целовать в губы, делая это неумело. Она чувствовала его молочный запах вперемешку с алкоголем и табаком. Он стал тискать груди, теребя в своих руках соски, делая больно. Она невольно вскрикнула. Испугавшись, он отпрянул. Стал просить прощения, умоляя его простить, говоря, что это она сама спровоцировала на это; наспех надев на неё бюстгальтер, убежал.
Она плакала ей было страшно и очень обидно. Как он посмел до неё дотронуться? Он же её одноклассник! Утром она заметила засосы и синяки на груди…
…Выйдя из воспоминаний, она посмотрела на грудь, та была в засосах и синяках. В голове пробежала мысль: Гад, как он посмел? Он же одноклассник!
Оглянувшись по сторонам, ощутила страх, сознавая, что это теперь не одноклассник – мужик, пьяный мужик и к тому же далеко небезобидный мальчик. Теперь он не попросит прощения, да и не выпустит из этого дома, пока не получит того, что хочет.
Сознавая это, Инна поспешила одеться и заняться уборкой, стараясь не думать о произошедшем с ней инциденте. Надеясь на то,
Домой Инна вернулась за полночь, так и не дождавшись своего освобождения. Гришка так и не проснулся. Во время уборки, найдя запасной ключ в кухонном пенале, решила им воспользоваться. Выскользнув на улицу, она стремглав уносила ноги, страх гнал домой. Войдя в дом осмотревшись, поняла, что мать с отцом спали.
Попав в свою комнату, она тут же стала скидывать с себя одежду, которая стала ей ненавистна; на той остался Гришкин запах, перехватывало дыхание ей не хватало воздуха. Совсем нагая подошла к окну, открыв створку, стала впитывать свежий морозный воздух, ей казалось, что он очищал её от зависшего над ней смрада. И это было так. Через минуту ей стало легче дышать, на ватных ногах она поплелась к кровати. Пластом упав, прикрыла тело руками, бессмысленно глядя в потолок. Было так противно от отвращения то ли к себе, к той, что была с Гришкой, то ли к самому Гришке, который где-то там храпел, не подозревая что, он сломал чью-то жизнь.
Инне в этот момент не хотелось жить, ведь рядом с ней не было любимого человека. Накинув на плечи одеяло, побежала к сумке, что валялась у двери, взяв мобильный, перезвонила мужу. Тот долго не отвечал.
Но тогда, когда она хотела сбросить вызов, тот все же ответил:
– Ну что тебе ещё? Достала…
Инна, не ожидая этих слов, промямлила:
– Спишь?
Тот, хмыкнув, небрежно ответил:
– Как все нормальные люди, ночь на дворе.
В горле застрял ком, она выдавила:
– Один?
Тот раздражённо рявкнул:
– С Иришкой!..
Разговор прервался. Кто из них первый выключил телефон Инна так и не поняла. Она в слезах побежала к кровати. Забравшись с головой под одеяло, безудержно зарыдала, боясь быть услышанной родителями. Ей было горько обидно и страшно. Она не знала, что делать, как ей жить дальше.
В голову лезло прошлое, выдавливая настоящее. Она невольно вспомнила себя подростком…
…В те дни она ничем не отличалась от своих подруг. По сути, детство было счастливым хотя бы, потому что не было проблем. Проблемы были у родителей, которые старались сделать дочь по максимуму счастливой, чтобы та была как все, имела все необходимое, что имели другие сверстницы в её окружение.
Пусть она неуклюжа, «пышка» и грудь в тринадцать лет третий размер. Для своих родителей их дочка самая лучшая.
Правда почему-то классная, учительница анатомии, всегда на ней проводила диагностику взросления, тыча указкой, ей в область груди. Чем вызывала в классе шквальный смех и едкие насмешки в адрес Инны.
Она как ребёнок-подросток обижалась. Ей тогда было стыдно, что самая младшая по возрасту в классе; её отдали в школу с шести лет, а по своим формам выглядит ровесницей учительницы. К тому же та была «плоскодонкой», так ту за глаза называли мальчишки. Учительница в свои тридцать выглядела скорее мужчиной, нежели женщиной, постоянно ходила в брюках, скрывая свои кривые худые ноги. Поэтому-то та и ненавидела пышных красавиц, даже подростков и как могла, изгалялась над ними на своих уроках и классном часе.