Секстет

Боумен Салли

– Этот твой драгоценный дом полон крыс. Тебе это известно? – сказал он, вернувшись в комнату и снова хватаясь за кейс с бумагами. – Когда стоишь в холле, они скребутся со всех сторон. Что за этой стенкой? Отопительные трубы? Ты должна поговорить с управляющим.

– Томас, я не думаю, что это крысы, – тихо проговорила Наташа. – Там какие-то механизмы, обслуживающие лифт. Это помещение примыкает к шахте лифта. То, что ты слышал, это просто какие-то механические звуки. Но я, конечно, поговорю с Джанкарло.

– Хорошо. Тогда продолжим. Ты должна это знать. – Он вынул пачку бумаг. – Большую часть этого мне прислали из сыскного агентства.

Если бы я обратился в полицию, пришлось бы ждать полгода. Как только у них появилась информация, дело пошло очень быстро. – Он сделал паузу. Наташа сидела на краешке белого дивана, напряженно подавшись вперед. – Наташа, я знал Джозефа Кинга, и ты его тоже знала. Хочешь посмотреть, каким он был, когда мы встретились в первый раз?

Он передал ей фотографию. Наташа молча изучала ее. На черно-белой фотографии она увидела группу людей, сидящих за столом. Обстановка говорила о том, что фотография была сделана на выездных съемках. Но она никого не узнавала.

– Третий слева, светлые волосы.

Наташа вздрогнула.

– Но, Томас, это женщина, – сказала она вдруг севшим голосом.

– Вот именно. Женщина. – Томас сел рядом с ней на диван. Наташа взглянула на его бледное расстроенное лицо и поняла, что он очень устал. Теперь она обратила внимание на его тяжелое, затрудненное дыхание. Она взяла его за руку.

– Тогда ее звали Тина Костелло, – продолжал он. – С тех пор она много раз меняла имя. Это съемочная группа «Солиста». Она занималась гримом. Ассистент ассистента ассистента. Поэтому говорить, что ты ее знала, – это преувеличение. Ты проходила мимо нее, может быть, несколько раз с ней здоровалась – не более того. Ей тогда было двадцать лет, и она училась в Университете кинематографии. Я взял ее по просьбе третьего помощника режиссера, он сказал, что она его кузина. Сегодня я наконец с ним поговорил, и оказалось, что никакая она ему не родственница. Я думаю, что он просто с ней спал, хотя он это отрицает. – Томас помолчал, глядя в сторону. – Через три месяца я ее уволил или кто-то уволил ее от моего имени. Гримеры жаловались: опоздания, общая некомпетентность. Я бы ни за что о ней не вспомнил, если бы вчера она не появилась у меня дома.

Наташа склонилась над фотографией. Сверху из квартиры Эмили Ланкастер доносились голоса, там двигали стулья.

– Томас, – проговорила Наташа, – это невозможно. По телефону говорила не женщина.

– Ты права, она не говорила, но она писала тексты этих разговоров. Говорил кто-то другой, кого она нанимала, и мне кажется, я знаю, кто это. – Он вздохнул. – У нее есть брат, с которым она, судя по всему, очень близка. Я имею в виду противоестественную близость. Согласно некоторым источникам, он ее любовник. Сейчас я расскажу тебе о брате. Слушай внимательно. У них обоих, как нетрудно догадаться, проблемы с психикой. Она нанималась на работу по всей Америке. Она работала и в той фотолаборатории в Калифорнии. В отличие от брата она имеет шансы получить работу. У него нет ни профессии, ни ремесла, и, как это ни странно, его действительно зовут Джозеф.

– В июле, через неделю после того, как мы с Джонатаном путешествовали по Глэсьер-парку, и почти сразу после того, как был убит австралийский турист, психическое состояние Джозефа ухудшилось. Его поместили в психиатрическую клинику здесь, в Нью-Йорке. В конце концов его выпустили – ровно две недели назад, в четверг двенадцатого ноября. Мою квартиру разгромили на следующий

день – в пятницу, тринадцатого. В тот же день возобновились звонки. Разумеется, этот день – пятница тринадцатого – был выбран не случайно. Теперь нетрудно понять, почему мы получили пять месяцев передышки.

– Но писем тоже не было… – Она повернула к нему потрясенное лицо. – А здесь, здесь ничего не было целую неделю. Ты видел ее вчера? Ты говорил с ней? Ты ее узнал?

– Нет, конечно, нет. Теперь она выглядит иначе. В любом случае я бы ее не вспомнил.

– Она тебе сказала, что когда-то у тебя работала? – В глазах у нее появился ужас, а руки задрожали. – Томас, я не понимаю. Ни одна женщина не может вынашивать такой план! Столько лет. А сколько труда она в это вложила! Так может себя вести только одержимая. Она мстит тебе за то, что ты ее уволил? Неужели можно так ненавидеть и так мстить?!

– Кто знает? – Он отвел глаза. – Она действительно одержима моими фильмами. Она сумасшедшая. Ее мотивы меня не интересуют, я просто хочу, чтобы ее и ее братца нашли и посадили в тюрьму, в психушку, куда угодно, лишь бы они исчезли из моей жизни. Вот и все.

– Это невыносимо. – С внезапным отчаянием его жена встала так, чтобы видеть его лицо. – Ты лжешь, Томас. Почему ты лжешь? Я так хорошо тебя знаю. Я вижу, когда ты лжешь, – что-то происходит с твоими глазами, с твоим голосом.

– Наташа, давай оставим это. Сейчас это несущественно.

– Несущественно? Я так не думаю. Томас, лучше скажи мне правду. Дело в ком-то из них? Это девушка или ее брат? Могло быть и то, и другое, мы оба это знаем.

– Девушка.

– Ты с ней спал? Когда мы снимали этот фильм, да? Но ведь тогда только родился Джонатан, он был младенцем. Ты был тогда так счастлив, так нежен со мной! Я думала…

– Да, тогда. И вчера у меня в квартире тоже. Только слово «спал» в данном случае не подходит. Наташа…

– Господи, я все еще ревную! – Она отвернулась, закрыла лицо руками. – Я все еще не могу этого выносить, даже сейчас. У тебя в квартире? Какая-то женщина, неизвестно откуда появившаяся? Женщина, которую ты даже не знаешь?

– Наташа, весь смысл в том, чтобы не знать их ни до, ни после. – Он вздохнул, встал и неловко обнял ее за плечи. – Наташа, перестань. Мы проходили это тысячу раз. Она не имеет значения. Они все не имеют никакого значения. Они нужны мне на пять минут, от силы на десять, а потом все кончается.

– Кончается? Но не для нее. Томас, пойми, из-за этого мы пять лет мучаем друг друга. Из-за этого мы рискуем сыном.

– Теперь я это знаю. Но как я мог это предвидеть? Я всегда любил тебя, и я буду любить тебя всю свою жизнь. Ты все, чего я хочу, и всегда была…

– Нет! – Глаза ее были полны слез, бледное лицо выражало отчаяние. – Я верила тебе, когда ты все это говорил, но больше не верю. Ты хочешь меня и хочешь кого-то еще. Так было всегда.

– Да, я могу желать другую женщину – непродолжительное время. И в этом отношении я не уникален, – начиная раздражаться, зло бросил он.

Последовало напряженное молчание, потом, словно спасаясь от его пристального взгляда, Наташа отошла.

– Я не хочу ничего этого слышать, – сказала она. – Я хочу видеть ее фотографию, хочу знать, как она выглядит сейчас. Мне интересно, что именно понадобилось тебе вчера, когда ты так меня любишь и я – это все, чего ты желаешь.