Сексуальные типы: поиск идеального любовника
Шрифт:
В следующей главе мы обсудим сексуальный тип, имеющий много общего с «застенчивостью» и «стыдливостью». Люди, чувствующие себя «обделенными», слабыми или уязвимыми, часто прибегают к косвенным типам поведения, потому что они являются почти единственной возможностью существования в мире, управляемом более могущественными личностями. Дети, калеки, люди малограмотные, бедные и раболепные часто пользуются косвенными способами выражения своих нужд.
Глава 7. Любовники «косвенно сердитые»
Понимание «пассивно-агрессивного»
Людей, с которыми вы встретитесь в этой главе, с полным правом можно назвать специалистами создавать неудобства и проблемы для окружающих, абсолютно ничего не делая. Своей «забывчивостью», молчанием, невозмутимостью и отсутствием собственного мнения они косвенно, но эффективно добиваются того, для чего другим приходится прибегать к гневу, ярости, спорам, скандалам и другим прямым способам.
Эти стратегии — часто отработанные в детстве на властных взрослых — они проносят с собой и в зрелую жизнь в виде так называемой пассивной агрессии.
В спальне «пассивно-агрессивные» любовники доставляют неудовольствие партнерам не поступками, а собственным бездействием. Например, если эякуляция у «пассивно-агрессивного» мужчины произошла до того, как его партнерша испытала оргазм, он приложит минимум усилий — или вообще попытается избежать их, — чтобы компенсировать свою «поспешность» ласками рук, рта или другими способами стимуляции.
На кухне его излюбленными орудиями являются утренняя газета или «Уолл-Стрит Джорнал», за которыми он может прятаться весь завтрак, что позволяет ему сигнализировать о своем нежелании общения, даже не бросая раздраженных реплик в адрес супруги. Другими эффективными средствами достижения той же цели могут быть компьютер, телевизор, домашняя мастерская, занятия спортом, друзья — то есть все то, что дает ему возможность избежать общения с партнером.
Фрэнсис
Еще в смутные месяцы своей внутриутробной жизни он стал проблемой — досадным зародышем. Когда Мэгги в тридцать восемь лет обнаружила, что в очередной раз забеременела, эта новость не стала для нее радостной. Мучительные приступы тошноты и перспектива тяжелых, болезненных родов только усиливали ее раздражение при мысли о необходимости воспитывать еще одного ребенка.
Мэгги была эмоционально истощена. Вскормив, вырастив и выпестовав почти до совершеннолетия троих беспокойных сыновей, она искренне надеялась, что этот ребенок станет для нее особенным.
Свою беременность она стала рассматривать как «божественное предначертание», а не собственный промах в определении сроков безопасного секса. Она мечтала, что этот ребенок станет для нее особым даром, заслуженной наградой Господа, которого она искренне почитала и на которого не уставала уповать все долгие и нелегкие годы воспитания троих детей.
Она была убеждена, что Господь подарит ей дочь — послушную и хорошенькую маленькую девочку, которая станет помощницей на кухне и которую она сможет научить всем тем кулинарным премудростям, что сама переняла от матери. Она научит ее солить соленья и варить варенья,
Она ясно представляла себе заливистый девичий смех и едва слышимую поступь легких ножек, разучивавших балетные па, вместо тех постоянно звучавших в доме воплей и грохота, что сопровождали сражения ковбоев с индейцами, полицейских с грабителями и суперменов с инопланетянами.
Мэгги в совершенстве овладела собственным способом самогипноза, позволявшим ей «отключать слух». Она могла заниматься домашней бухгалтерией, составлять списки покупок и даже читать при уровне шуме, который врачи определили бы как опасный для барабанных перепонок.
Но еще хуже этого никогда не прекращавшегося шума было отупляющее однообразие выполняемой ею по дому работы: приготовить завтрак, перемыть грязную посуду, приготовить обед, вымыть тарелки, приготовить ужин, убрать посуду и приступать к приготовлению завтрака. Ей казалось, что она сходит с ума от этого нескончаемого и монотонного выполнения домашних обязанностей, приносящих только усталость вместо ожидаемой благодарности. Трудно рассчитывать на орден за горы пеленок, выстиранных, выглаженных и сложенных аккуратными стопочками за несколько первых лет жизни троих мальчишек. А когда пора сосок и погремушек миновала, она обнаружила, что «испытания» начальной школой еще более обременительны и столь же бесславны.
Замужество и семейная жизнь стали для нее полным разочарованием. Но хуже всего она переносила одиночество, в котором, как ей казалось, проходила вся ее супружеская жизнь. Иногда она сравнивала ее с пешим походом через Северную Дакоту или Восточную Монтану с тяжелым рюкзаком на спине — только непрестанный тяжелый труд и унылые, удручающие пейзажи вокруг.
Даже «несчастные случаи» не вносили в ее жизнь сколь-нибудь заметного разнообразия. Хотя ей довольно часто приходилось бывать в травмпунктах с сыновьями, которые то и дело ломали руки, засоряли глаза или теряли зубы в уличных баталиях, обычно она сидела там часами, покорно дожидаясь своей очереди. По сравнению с остановками сердца, передозировками наркотиков и отрубленными пальцами ее проблемы казались сущими пустяками, и ей приходилось ждать, пока врачи обслужат более «срочных» пациентов.
Фрэнк был ей неплохим мужем — когда оказывался рядом. Все могло бы сложиться значительно хуже. Он не был алкоголиком, не играл на деньги, не гонялся за юбками и всегда приносил домой зарплату. У него был только один существенный недостаток — его работа. Он был водителем грузовика и с тех пор, как купил себе собственную машину, дома стал показываться еще реже, чем в те времена, когда работал по найму. По выходным он мог проводить дома круглые сутки, однако в большинстве случаев оставался с семьей не более шести-двенадцати часов. Этого времени было далеко не достаточно, чтобы разделить с женой бремя воспитания сыновей, так как после двух-трех недель, проведенных в дороге, Фрэнка интересовали только «два С» — как он для краткости обозначал секс и сон — и именно в таком порядке.