Сексуальный студент по обмену

Грехем Анджела

Он здесь. И его выбор песни не какая-то полоумная игра с прошлой ночи. Это гораздо больше.

Я выключаю воду, оборачиваю полотенце вокруг головы, а затем не спеша надеваю халат, оттягивая время и размышляя над своим ответом.

Он прямо за дверью, ожидает меня в моей комнате. Я могу почувствовать его. Сейчас музыка не играет, там абсолютная тишина для нашего противостояния. Именно это придаёт мне смелости двигаться, и я открываю дверь, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

Не открывая её полностью, я собираю воедино

свои мысли и самообладание, прежде чем убрать эту деревянную баррикаду безопасности.

— Я в халате, — не знаю, почему я шепчу именно это.

— Знаю, — отвечает он беззаботно.

— Я не буду… Я имею в виду…

— Ах, Любовь моя, вовсе нет. Только дурак пропустит ту часть: с танцем.

Я улыбаюсь на его метафорический и осмысленный выбор слов, когда он продолжает.

— У меня есть идея. После того, как ты выйдешь сюда и согласишься с ней, я дам тебе платье.

Я открываю дверь и выглядываю, сжимая рукой халат, несмотря на то, что завязала его на двойной узел. Ну, на всякий случай.

Он одаривает меня дьявольской приветливой улыбкой и манит пальцем подойти.

Господи, помилуй. Один этот жест заставляет мой мозг навёрстывать зигзаги между правильным и неправильным, застенчивостью и храбростью — всё находится в хаотическом беспорядке, образуя один большой туманный круг.

— Эхо, иди сюда. У меня нет намерений накидываться на тебя в ту же минуту, как только твои родители покинули дом, в который они так любезно впустили меня, — подмигивает он.

Его туманные глаза противоречат словам, как и подёргивающийся кадык, но он говорит правду, я чувствую между нами доверие и честность.

Выхожу, гордо приподняв подбородок.

— Вот, я вышла. Вызов принят и окончен. Теперь что? — я стараюсь звучать уверенно и непринуждённо, несмотря на хаос происходящий внутри меня.

— Теперь, я хотел бы спросить, не проведёшь ли ты день со мной — покажи мне, что такое колесить по бездорожью.

— Я… могу это сделать.

И я на самом деле могу. Мне нужно это. Пришло время доказать себе, что я вполне способна справиться со своей влюблённостью в соседа по комнате и проводить с ним время без какого-либо напряга или неудобства. Потому что давайте посмотрим правде в глаза: ни один из нас в ближайшее время не сможет уехать из этого дома, поэтому мы должны преодолеть эту запрещённую напряжённость. Я лучше узнаю, как погасить пламя, которое он воспламеняет во мне только одним взглядом, чем избегать его вообще. Я не готова пожертвовать всем остальным, что он пробуждает во мне: жар, смех... головокружительное счастье.

— Великолепно! — он останавливается у моей двери. — Увидимся внизу. И надень куртку, похоже, будет дождь.

~~~~~

Будет дождь? Ага, и мы могли бы вернуться в дом, чтобы переждать проливной ливень, под которым едем прямо сейчас.

— Ублюдок! — кричит Кингстон, когда грузовик начинает буксовать. Его улыбка широкая, глаза искрятся. — Я так скучал по этому!

— Э-э… ты сказал ублюдок? — я прыскаю со

смеху, не только потому, что это реакция на окружающую нас грязь, но и потому что всё о чём бы он не говорил, кажется неуместным в паре с его соблазнительным акцентом.

Он смотрит на меня и подмигивает.

— Не смотри на меня! Смотри на дорогу! — паника слышится в каждом моём слове, и я указываю на лобовое стекло. — Просто держи свои глаза прямо перед собой, пока не протаранил дерево.

— Я думал, что американкам нравиться грязный рот, — говорит он, дёргая руль вправо и забрызгивая грязью моё окно.

Моя ладонь становится влажной, и я так крепко сжимаю ручку, что болят пальцы.

— Не думаю, что ты пробыл в Штатах достаточно долго, чтобы судить всех девушек.

— Возможно, — это всё, что он говорит, когда грузовик подпрыгивает вверх-вниз, проезжая по упавшим веткам деревьев и бросая моё пристёгнутое тело по всему салону, словно манекен на краш-тесте.

Я как-то гоняла по бездорожью с Клеем и Себастьяном, но тогда не было дождя и грязи. А теперь, когда ливень стих, хотя всё ещё назревает над нами, меня так сильно трясёт в грузовике, что не только адреналин достигает высшей точки, но и моё лицо болит от улыбки, которая отказывается исчезать, — всё это ощущается как-то иначе, во многих смыслах. Уверена, мы можем перевернуться в любую минуту, но я не прошу его сбросить скорость или вернуться назад.

— Ах, вот тут мы точно прокатимся! — в голосе Кингстона слышно тревожное волнение, и когда я прослеживаю за его взглядом, всё моё тело деревенеет.

— Нет! — кричу я, несмотря на свою растущую улыбку. — Не смей! Мы перевернётся! Или застрянем там! Или, не знаю… умрём!

Нас начинает трясти ещё сильнее, когда он ускоряется и направляется прямо к огромному крутому холму; кто знает, что нас ждёт на другой стороне.

Теперь у меня грязный рот.

— Ох, чёрт! — я опускаю голову, боясь смотреть, но он убирает одну руку от руля и кладёт её на мою.

— Я держу тебя, — говорит он мне, его глаза искренние.

Я могла бы снова повторить, что предпочитаю, чтобы его глаза были на дороге, а обе руки на руле, но я не против, если мы перевернёмся или разобьёмся… пока он смотрит на меня так, когда мы это делаем.

И вместо того, чтобы вернуть руку, которой касается меня, на руль, Кингстон переплетает наши пальцы, смертельной хваткой цепляясь другой рукой за металлический круг. Я до сих пор ничего не говорю о безопасности и не пытаюсь остановить его. Я крепко удерживаю его за руку, пока мы трясёмся в кабине, поднимаясь на холм, мои глаза широко распахнуты.

Когда мы начинаем спускаться вниз, он убирает руку и возвращает её на руль. «Это хорошая идея», — думаю я, хихикая про себя.

Я слышу, как шины всё быстрее и быстрее безрезультатно вращаются на месте, когда Кингстон давит на педаль газа. Когда ему не удаётся сдвинуть грузовик с места, он одаривает меня взглядом полным отчаянья.

— Похоже, мы застряли.

Я смотрю на него и вопрос: «Да неужели?» — так и вертится на кончике моего языка. Но я не говорю этого, потому что мы оба начинаем смеяться.