Секториум

Ванка Ирина

— Так начинай меня медосматривать!

— Давай завтра, — предложил он. — А сейчас отдохни.

Свой модуль я не узнала совсем. Каскад был отключен, вода спущена, на дне бассейна стояла чистящая машина, от нее тянулся шнур и пропадал в дебрях разросшегося кустарника. Все двери были открыты, все коврики скатаны, пледы и подушки убраны, посуда спрятана. Только вентиляция под потолком сухо и заунывно гудела в полумраке. Словно мое обиталище подверглось генеральной уборке накануне капитального ремонта. Что-то ужасающее было в этом запустении, и я решила подняться наверх.

Вот уж где меня ожидал полный паралич восприятия. Словно лифт по ошибке выбросил меня в чужой

дом. Ничего общего с тем убогим пристанищем для Мишиных гетер. Крышка подвала теперь открывалась педалью с пружиной и состояла из цельной дубовой доски. Пол был перестелен весь, стены оштукатурены, потолок уже не провисал, а сиял белизной под светом новой люстры. На стенах появились шкуры и рога, скрещенные шашки и охотничьи кинжалы. Вместо моей простенькой мебели стоял вполне приличный гарнитур, музыкальный центр с колонками высотой в шкаф. Вместо печи — камин с кованой решеткой, а в кухне я обнаружила новую плиту, холодильник, последнюю модель электрочайника, два яблока и полный евродизайн. Двери и окна были открыты нараспашку. Тянуло дымом, словно камин топился по-черному. Я вышла в палисад и не узнала свой дом снаружи. Вместо дырявой жести на нем был шифер, а вместо бревенчатых стен — кладка из рыжего кирпича. Дымом тянуло и на улице. В сумерках, прохладным октябрьским днем, когда улицы завалены опавшей листвой, мой двор был вылизан граблями. Небо было чистым и высоким. Если бы час назад я взглянула на Землю в телескоп Лунной Базы, ни за что бы не узнала крышу собственного дома.

В глубине двора, за побеленными стволами деревьев дымил костер. У костра возилась фигура в кепке и телогрейке, сгребая остатки листьев. Фигура кидала их в тлеющий огонь с подветренной стороны, но дым перекатывался с боку на бок.

— Миша!!!

Фигура вынырнула из дыма, застыла, увидев меня на пороге.

— Ты?! — крикнул он. — Вернулась? Неужели вернулась?

Странная мысль посетила меня. Глупая мысль о том, что это и есть мой жизненный апогей. Что ничего лучшего со мной уже не произойдет. Что все, о чем мечталось, достигнуто в эту минуту. Ко мне шел именно тот человек, которого мне действительно хотелось обнять. Я почти решила: дождусь очередного предложения и выйду замуж. Пусть пеняет на себя. Сделаю это, раз ему так хочется. Но в объятиях Мишиной копченой телогрейки я отрезвела. «Пока сойдут серые пятна, — решила я, — сто раз успею передумать. Глупости надо делать либо с ходу, либо не делать совсем».

Миша выпустил меня, взяв честное слово, что я не «фазан», не проекция и не привидение. На всякий случай, он закрыл окна, чтобы меня не сдуло сквозняком, и положил в камин дров. Я не испарилась.

— Сейчас сварю какао, — сказал он.

— Я же в карантине.

— А я сварю такое какао, что ты забудешь про карантин! Меня научили: берутся две ложки сухого молока, две сахара, одну какао… главное, как следует размешать…

— Перед Индером неудобно.

— Знаешь, куда пошли своего Индера… — шепнул он мне на ухо и отправился ставить чайник. — Нет! Этого не может быть! — кричал Миша из кухни. — Я ждал тебя не раньше декабря. Хорошо, что успел закончить ремонт.

— Я не узнала своей хижины!

— Серьезно? Я сам не узнал, когда вывез мусор. Полный самосвал с горкой! — кричал он еще громче. — Как чувствовал, что ты едешь. Нам сказали, что капсула сошла на Магистраль. Мы решили, что это консультанты. Я сразу сказал: «Ирка гремит костями!» Я же чувствовал! Сказал, а сам не поверил. А это ты! Вот, дела!

При упоминании о капсулах, я решила переместиться на кухню, чтобы вся улица не оказалась в курсе наших дел.

— Что за консультанты?

— Да

ты отдышись! Хватит проблем и на твою голову. Сегодня гуляем. Ни слова о работе, — он вынул из буфета две керамические чашки, которых тоже в верхнем доме прежде не водилось. В глубине стола мелькнули тефлоновые кастрюли, упаковка от импортных фужеров.

— Твой модуль совсем разбурили, — предположила я, — и ты решил обосноваться здесь?

— Зачем зря добру пропадать? Тебя нет. Только коты по огороду шастают. Я решил, тебе будет приятно: я сверху — ты снизу. Классическая позиция!

Чем больше Миша меня убеждал, тем больше я укреплялась в подозрении, что вся эта деятельность не про мою честь, что я опять свалилась некстати, а хуже всего, что Миша, который всегда был откровенен со мной до пошлости, отчего-то темнит.

— Я от безделья в бассейн записался, — хвастал он. — Каждый день по часу плаваю. В твоем лягушатнике не разгонишься, а там пятьдесят метров, вышки, сауна, все, что хочешь. Другим человеком себя почувствовал. Хочешь, для тебя пропуск нарисую? Я плоттер закупил. Немецкий. Печатает почти как наш. Хочу фотообои сюда наклеить. Как думаешь, классно будет? Вид кораллового рифа или Парижа с Эйфелевой башни. Что тебе больше нравится?

— Твой дизайн, Миша. Тебе решать.

— Ты не против, что я старую печку снес?

— Я все-таки хотела бы знать, что за консультанты к нам едут?

Миша сморщился.

— Тут, видишь ли, штука в чем…

— В чем же?

— Мы немножко покумекали и нашли способ замерить узловой фон без помощи «слизи». Причем, не просто замерить, а сделать фоновую статистику чуть ли не от Рождества Христова.

— Без техники «белых»? Миша! Хорошо же вы покумекали! Как тебе удалось?

— Ну, как сказать… — Миша зарделся от скромности, — чтобы поточнее выразиться… Вообще-то мы ее сперли у «белых».

— Ты взломал их сеть?

— Сиги ломали. Я только объяснял, как. Короче, мы теперь запутались с концами. Там такая информация выплыла, что шеф связываться не стал, за консультантами помчался. Сказал, ждать. У сигов, оказывается, есть служба, которая анализирует фон в космических газах. Они же, ради прикола, занимаются алгонием.

— Чем?

— Звездными аномалиями. Ты поняла, подруга? Шеф сказал, ждать. Давай ждать.

К ночи в бункере заработал каскад. Бассейн медленно наполнялся. Горел свет, играла музыка, а меня не покидало ощущение, что я вернулась не на ту планету, по которой скучала. Что-то здесь изменилось. Не изменилось только состояние ожидания, характерное для моего секторианского бытия.

— Если хочешь, можешь снова работать в библиотеке, — Миша присел на край дивана, — Степановна сказала, что найдет тебе место. Им урезали штат, но тебя устроят.

— Откуда такая информация?

— Они тебя оформили по собственному… Честь по чести. Я сам заявление написал. Сначала хотел оформить декретный отпуск…

— Вот, дурак!

— Я так и подумал, что ты вернешься и будешь недовольна. Сказал, что ты уехала домой. Они сказали, если что, пусть звонит.

— Миша, мне кажется, я чего-то недопонимаю.

Миша улыбнулся, и впервые стал похож сам на себя, тридцатилетнего тинейджера, для которого взрослая жизнь лишь затянувшиеся каникулы после десятого класса. То, что давило его весь вечер, вдруг ушло. Неожиданно, словно в один момент он признал неотвратимость моего присутствия и смирился с этим, как с неизбежным противодействием окружающей среды его мальчишеским замыслам.

— Ладно, — сказал он и улегся в ботинках рядом со мной. — Расскажу. Только тебе. Не вздумай кому-нибудь проболтаться.