Сельскохозяйственные истории [СИ]
Шрифт:
— И что же из этого должно меня успокоить, а что расстроить? — сдалась я.
— Успокоиться вы должны от того, что в его поисках все же есть конечная точка. Ну а расстроиться от того, что точка эта является довольно опасной профессией, — доктор сверкнул на меня хитрым взглядом из-под очков, специально выдерживая паузу, чтобы я задала-таки вопрос.
Не стану его разочаровывать. Вообще, не стоит разочаровывать людей настолько склонных к самолюбованию — иначе вас могут счесть за неприятного собеседника.
— И какие же опасности таит в себе процесс вождения пером по бумаге? — удержаться хотя бы от
— О, вы даже представить себе не можете! Верите ли нет, но в совсем ранней юности, — сказано это было таким тоном, чтобы никто не посмел сомневаться, что юность длится до сих пор, — я и не помышлял о карьере врача, но с удовольствием брался за перо. Правда, потом был вынужден бросить, так как деятельность эта прямо угрожала моему здоровью.
Я оказалась сбита с толку.
— Неужели тогдашние чернила были настолько токсичны? И что же вы писали?
— Не в чернилах дело. А именно в стихах, что я писал. Да-да, не удивляйтесь, я хотел стать поэтом.
— И вы прочтете мне что-нибудь?
Сэр Мэверин как будто только и ждал этого приглашения: он оглянулся, словно желая удостовериться, что никто не подслушивает его на этой безлюдной дороге, затем откашлялся и продекламировал:
— Трали-вали тили-тили,
По дворам чинуш водили!
Посмотри честной народ, что за чудо-бармаглот!
Ни один не бьет баклуши, даже взяток не берет!
По приказу короля на просмотр дают три дня,
Ну а дальше, знамо дело, вышлют в дальние края,
Потому как редким кадрам нету места у руля.
Я уставилась на него с изумлением, не зная, каким образом похвалить сие сочинение и при этом не попасть в ряды государственных преступников.
— Самое удачное творение, на мой взгляд. И вы знаете, на тот момент я не мог позволить своему таланту расточительно пылиться в ящиках письменного стола, — сказал он, и только тут я все же заметила, что слова доктора пропитаны не малой долей самоиронии, — я желал нести его людям, декламируя на улицах и площадях! К сожалению, любителей тонкой поэзии среди наших соотечественников не так уж много, и еще меньше их в рядах городской стражи. Я не снискал известности, зато уже тогда поднаторел в лечении сломанных ребер.
Сэр Мэверин закончил беспечно и, как ему казалось, на оптимистичной ноте. Его истории были так увлекательны и порой так нелепы, что я уже начинала подозревать, что главным достоинством нашего врача была вовсе не выдающаяся лень, как он сам утверждал, а виртуозная ложь. Об этом стоило упомянуть, а то бедняга зазря растрачивает свой талант на мои неблагодарные уши:
— Вы зря забросили писать. Может быть, поэзия и не ваше призвание, но истории вы рассказываете на редкость увлекательно. Было ли что-то забавное в вашей практике в последнее время? Интересные пациенты?
— Был один. Ваша, если не ошибаюсь, двоюродная тетушка на днях прислала ко мне мальчика-посыльного с запиской: «Грегор заболел! Доктор, вся надежда на вас! Умоляю, приходите так быстро, как только сможете! Вопрос жизни и смерти!»
Я напрягла память:
— Но я что-то не помню в окружении тетки никого с именем Грегор.
— Погодите, леди Николетта, вы забегаете вперед. Я собрался как можно скорее и, наплевав на остывающий ужин, — тут рассказчик сделал особое ударение, чтобы подчеркнуть
Богатый сегодня на коз день какой-то.
— И что же вы?
— Я едва ли не впервые в жизни попробовал отказаться от пациента, мотивировав это тем, что я конечно, доктор, но никак не ветеринар. На что ваша тетушка, со всем уважением добавлю, несгибаемая женщина, сказала что Боги не простят мне жизнь ее драгоценного Грегора. Как уж тут можно было рисковать немилостью у Богов?! — сэр Мэверин с лукавой усмешкой развел руками. — Мы, врачи, народ суеверный.
Из всей этой нелепой истории у меня в голове не укладывался только один момент:
— Но если это была коза, а не козел, как же тетушка могла не заметить? Ведь Грегор это мужское имя!
— Вот-вот, еле уговорил ее заодно по такому случаю проверить и зрение, — на этом моменте сэр Мэверин замолчал и о чем-то задумался. Наверно, о том, что после всех его стараний, основная прибыль от этого случая отошла городскому окулисту.
— А как же счастливый конец? — насмешливо спросила я.
— Какой счастливый конец? — удивился доктор.
— У каждой истории должен быть счастливый конец — это знает любой автор.
— Счастливый конец…, - протянул он как сказочник перед любопытными детьми. — Ну, допустим, доктор помимо полагающейся в этом случае двойной оплаты был удостоен еще и тем, что родившегося козленка назвали Мэвом в его честь.
Сэр Мэверин немного поморщился.
— Остается только надеяться, что Мэв потом не вырастет в козу и вам не придется принимать у него роды, — жизнерадостно заявила я, чем все же умудрилась хоть немного, да смутить самоуверенного доктора.
К счастью, на подходах к коллективному хозяйству меня так и не расстреляли с вышек. То ли оттого, что я была с доктором, то ли потому что не было у них вышек. Просторное подворье огородилось самым обычным частоколом, не выше человеческого роста — как раз таким, чтобы не забредала чужая живность (включая вороватых мальчишек) и не разбредалась по округе своя. Из охраны — только сытый пес, тявкнувший два раза при нашем появлении, а затем решивший, что этим уже отработал свой ужин. Дорожки внутри были чистые, усыпанные галькой и словно бы проведенные по линейке. Цветы, кусты, деревья и дома ухожены до такой степени, что казались раскрашенным чертежом. И вместе с тем, даже самый придирчивый взгляд не нашел бы здесь ничего лишнего и вычурного. В общем и целом — за километр отдавало иностранщиной.
Ну сами посудите: где еще, кроме Греладских сел, так залихватски петляют тропинки на зависть любой кружевнице, где еще в самых неожиданных местах тянутся к свету ромашки и маки, вперемежку с крапивой и лебедой. Это у нас оставляют топор в чурбаке, а окна порой крашены разной краской — той, которая осталась. Брешущие собаки, шкодливые трехцветные кошки с пучком перьев, застрявших во рту, куры с куцыми хвостами, из которых эти перья были вынуты, ребятня, то и дело галдящим клубком выкатывающаяся тебе под ноги из самых неожиданных углов, — и над всем этим привычный запах молока, навоза и горькой полыни. Вот с чего бы получилось живописное полотно.