Сельва умеет ждать
Шрифт:
Суровый рав презирал скулеж. Следовало сдержанно обидеться.
– Это я гой? Это вы, ребе, гой! – сдержанно обиделся Петя пять мучительных минут спустя. – Просто стыдно слушать такие слова из вашего рта. Вот вам крест, посмотрите, какое у меня к нему отношение, и делайте со мной что хотите!
Он выдернул из-под воротника тускленькое латунное распятие, швырнул его в пыль и пал на колени.
– Вот я.
– Нет, – невыразимо скорбно ответил бульдозер с пейсами, быча лобастую голову. – Это потом. Сейчас ты нужен целый.
Петя просиял.
Трусом он не был, но попасть под рава боялись и многие похрабрее.
– Для вас
Рав Ишайя сверился с золотым брегетом, вернул его в карман, аккуратно выпустил цепочку и поправил широкополую шелковую шляпу.
– Винницкий! Нагой и голодный явился ты ко мне, взывая об убежище, и, будь я штатским, я бы выгнал тебя пинками. Но я – служитель Б-жий, а у тебя есть отец, который не виноват, что давным-давно, в черную для народа избранного ночь, не успел кончить на стенку.
– А я просил? – посмел заикнуться Петя, но, к счастью, не был услышан.
– Я поручился за тебя перед достойными, Б-гобоязненными людьми, и ты обрел пищу и ночлег, – продолжал рав. – Но ныне люди приходят ко мне и спрашивают: где наши креды, которые лежали в полированной тумбочке под визором? Люди говорят: рав, их не мог взять Б-г, и их наверняка не мог взять тот приличный молодой человек, которого вы представили как сына всеми уважаемого мосье Винницкого. Люди беспокоятся: не значит ли это, что опять будут погромы, и не пора ли заблаговременно вылетать на Манну-Небесную?.. Если ты решил распугать мне последний миньян, [44] то имей мужество сказать это сейчас, прямо в глаза.
44
Минимальная религиозная община (ивр.).
Петя потупил очи.
– Милый рав, я же не Лурье, чтобы никогда не ошибаться. Но я больше не буду. – Он подумал. – И потом, рав, я же не украл. – Голос его исполнился негодования. – Я одолжил. – Он опять подумал. – Я все верну. Верите?
– Верю, – твердо сказал рав Ишайя. – Ибо ты летишь сегодня. А твой гонорар я раздам людям, чтобы они больше не боялись погрома. Омин.
– Да будет так, – грустно согласился Петя.
Рав снова поправил шляпу.
– Идем, пора забирать твои документы.
Антрацитовые усы Винницкого изогнулись вопросительными знаками.
– У меня ж их есть, – сообщил он, вытряхивая из рукава колоду разноцветных статс-визиток. – Видите, милый рав? У меня их есть столько, что могу даже недорого уступить, если очень хотите.
Солнечный луч спрыгнул на серебряный бок угрюмого грифона, покровителя Ерваальской Автаркии, не задерживаясь, промчался по радужной гриве дан-бангийского единорога-поддерживателя, судорожно откинувшего на компартменте раздвоенные копыта, и, пару секунд поерзав, прилип к густо-оранжевому, обрамленному бархатисто-пурпурным одеянием додекаэдру гербового щита Демократической Этнократии Хайбай.
Рав Ишайя наугад выдернул одну из визиток.
– Липа, – заключил он, принюхавшись.
– Да. – Петя приосанился. – Но какая!
– Паленая. – Вернув визитку, рав вытер руки и выбросил платок.
– Ну вот вы опять делаете мне невыносимо больно. – Сплюнув на пластик, Петя принялся что-то тщательно обтирать,
Рав Ишайя замер, вслушиваясь во что-то потустороннее.
– Винницкий! – сказал он наконец, неторопливо засучивая рукава. – Помнишь, я говорил тебе, что ты когда-нибудь допрыгаешься? Так вот, ты уже допрыгался…
Лицо его внятно потемнело.
– Хорошо! – покладисто отозвался Петя, поежившись. – Лучше вы, чем меня возьмут на границе. Потому что тогда вы меня найдете и опять скажете, что я вас кинул…
Некоторое время рав Ишайя размышлял, ожесточенно накручивая на палец левый пейсик. Потом кивнул и оставил рукава в покое.
– Песах, дитя мое, – теперь дивный волжский бас его звучал проникновенно. – Ты забыл, с кем имеешь дело. Я же не шмуклер [45] какой-нибудь. И не поп – толоконный лоб. Я за-ко-но-у-чи-тель. И если я говорю, что у тебя будет документ, то это будет документ, а не анализ мочи. Больше того. Ты станешь иметь гражданство.
Петя по-тараканьи зашевелил усищами.
Про такое, чтобы наставник унижался до говорить неправду, он никогда не слышал, не говоря уже про то, чтобы видеть сам. Если милый рав сказал, значит, это так и есть. Потому что рав Ишайя может почти все. А знает вообще все. Даже насчет того, что, не считая плохо сработанной пластиковой листовки со стенда «Внимание, розыск!», последним настоящим документом в жизни Пети был этот самый анализ…
45
Мелкий жулик (идиш).
Злые языки, правда, поговаривали, что имеется в загашнике у гражданина Винницкого еще и справка об условно-досрочном освобождении из Винницкого же Федерального централа. За примерное поведение и активное участие в художественной самодеятельности. Но кто ее видел, ту справку? Да и не пошла бы Галя, такая интеллигентная, вся в очках, русская девочка за сомнительного типа с – подумайте, какой ужас! – судимостью.
Вприпрыжку поспешая за широко шагающим ребе, Петю терзали смутные сомнения. [46]
46
Пиша эту строку, автора тоже (Л. В.).
Иметь настоящий паспорт ему хотелось.
Да и Галке поднадоело ходить в супругах Адольфа фон Гикльшрубера, он же Котэ Михалиани, он же Айтмат Батуев, он же Арье Шпицль, наследный принц Арбузии, вынужденный скрываться от дяди-узурпатора. По вечному зову непостижимой разуму женской души, Галка любила Петю. Но, любя, все-таки хотела оседлости, нормальных детей и тихой, добропорядочной жизни с человеком, не всегда заплеванным и уважаемым хоть кем-нибудь из знакомых.
А Петя любил Галку. И, любя, не только ни разу не кинул на серьезные бабки, но даже готов был сделать законной госпожой Винницкой, раз уж ей западло быть принцессой Арбузии.