Сельва умеет ждать
Шрифт:
– Полагаю, ни для кого не секрет, что наши с досточтимым господином первоприсутствующим, – корректный кивок, – отношения всегда были исполнены самого глубокого взаимопонимания относительно целей, средств и перспектив нашего общего дела. Хочу подчеркнуть: вне зависимости от итогов данного заседания я был и останусь искренним приверженцем действующей концепции развития Компании. Несомненно, она войдет в историю как «Концепция Салманова», – еще один учтивый полупоклон. – И коль скоро уж речь зашла об истории… – Лорд значительно помолчал, выдержал
Господа зашевелились.
Кто-то нахмурился, кто-то смущенно отвел глаза.
И – кошкой по асфальту – вопль теткиного протеже:
– Из-за вас, Шамиль Асланович, прошу прощения, бля, нас тут всех перекозлят! Однозначно!
Лысый транспортник хихикнул в кулак. Облачно-серые очи оратора исполнились печали.
– Соглашаясь по сути с основным вашим тезисом, уважаемый Племяш, я все же попросил бы воздерживаться от… э-э… неортодоксальной лексики. По крайней мере, в рамках отведенного мне времени.
Борода-косичка возмущенно всколыхнулась.
– Э? Но, Лорд, мы ж с вами…
– Мы с вами, милейший, – баритон сухощавого покрылся изморозью, – достигли консенсуса в рамках одной, четко оговоренной проблемы. Не вижу смысла расширять. Впрочем, – по ледку промчалась искра, – не сочтите за комплимент, но не могу не отметить: вы, коллега, могли бы, возвысившись над миром, первым из смертных троекратно приветствовать восход…
– Возвысившись над миром, – мечтательно повторил Племяш. – Нет, ну, спасибо, конечно…
Лысый откровенно хохотнул.
– Впрочем, к делу. – Лорд нахмурился. – Заслушанный нами доклад содержит великолепные тезисы для юбилейного отчета. Но, к сожалению, ни в коей мере не проливает свет на… – он помедлил, – будем откровенны, критическую ситуацию, в связи с которой, собственно, мы здесь и собрались. Я имею в виду действия федеральных властей в последние месяцы. Как ни печально, следует констатировать, что единичные инциденты на данный момент переросли в систему.
Он прав, подумал господин Салманов. Абсолютно прав. И он еще деликатничает. Я б на его месте пер буром.
– К сожалению, недавно завершившийся процесс над группой Буделяна-Быдляну полностью подтверждает мои выводы. Руслан Борисович, конечно, сукин сын. Но, – Лорд значительно приподнял указательный палец, – это наш сукин сын. До мозга костей. По карману ли Компании такие потери?
– Одиннадцать миллионов семьсот сорок три тысячи сто семь кредов, – оживился осанистый усач в громоздких черепаховых очках, – включая расходы на адвокатов!
– Оставьте, коллега. Не это существенно. Я говорю о тех убытках, которые невозможно выразить в цифрах.
– Как это невозможно? – изумился усач.
– Не перебивайте, коллега, – очередной полупоклон Лорда был по-прежнему безукоризнен. –
– Четыре миллиона шесть тысяч одиннадцать кредов компенсации семьям плюс вилла в Сан-Жейе персонально Ольге Руслановне…
– Уймитесь, коллега. Дело не в кредах. А в том, что вину впрямую возлагают на нас. Скажу больше. Уже сейчас в определенных кругах циркулирует мнение, что дружба с Компанией – дурная примета…
Лорд запнулся и повернул голову к усачу.
– Вы желаете дополнить, Шейлок?
– Хотелось бы. Минуты две-три.
– Надеюсь, по существу?
– Разумеется. Прежде всего: наши друзья в Администрации настаивают на пятикратном увеличении стипендий. В данной ситуации их можно понять. Но я не политик. Я финансист. Хочу сообщить вам, коллеги, что…
Далее пошли цифры. Целая Ниагара цифр, словно из рога изобилия. Но владелец черепаховых очков знал цену времени. На исходе третьей минуты фонтан иссяк.
– В целом же убытки Компании равны одному миллиарду шести миллионам двенадцати тысячам ста тридцати двум кредам. За текущий квартал. А на предстоящее полугодие сумма убытков составит сорок девять миллиардов девятьсот восемьдесят три миллиона триста двадцать две тысячи кредов. Мои аналитики подготовили перспективный прогноз по отраслям…
С десяток секунд элита Компании осмысляла услышанное.
– Кроме транспортного департамента, – подвел черту финансист. – По этому вопросу я предложил бы заслушать мнение специалиста. Тем паче что мое время истекло.
– Я готов, – плешивый щеголь уже тянул руку. – Прошу три минуты.
– Надеюсь, по существу? – осведомился Лорд.
– Разумеется…
Дальнейшее более всего напоминало умело поставленный спектакль, где актеры, все, от героя-любовника до последнего «Кушать подано», выучили роли назубок и не нуждаются в услугах суфлера, а каждая пауза, интермедия и мизансцена десяток раз прогнаны сквозь мясорубку репетиций.
Сцена за сценой: искреннее недоумение, обманутое доверие, неприкрытая тревога. И – в заключительном акте – праведный гнев.
Воистину, Лорд похоронил в себе великого режиссера.
Он управлял действом изящно, грациозно, словно и сам удивляясь происходящему в этом театре одного зрителя. Зрителя, о котором давно забыли актеры. И когда ухоженный чернобородый денди, единственный, в чьей лояльности не сомневался Председатель, попытался урезонить высокое собрание, призывая прекратить цирк и помнить о регламенте, в несчастного вцепились с двух сторон (Шейлок – на ушко: «Ну что вы, в самом-то деле, Прокоп?»; Племяш – через стол: «Харрош целку корчить, гоблин позорный!») и затюкали мгновенно. Втянув голову в узкие плечики, бедолага сгорбился и сделался похож на тщательно обработанный антрекот.