Семь часов до гибели
Шрифт:
— У больного надает давление… — сказал анестезиолог.
— Ты довез, Алексей Васильевич?! — резко спросил Романов. — Честь тебе и хвала.
А здесь позволь уж мне… — И анестезиологу: — Выравнивайте давление… Переливание еще раз сделайте. — Снова Шульгину, но уже помягче: — У меня был случай, Алеша, когда подобную картину давали массивные повреждения легкого… Так что тщательнейшая проверка — при таком шоке и кровотечении мы ошибиться не имеем права… Тща-тель-ней-шая… — раздельно повторил он и взял поданный сестрой скальпель.
— Давление продолжает
Шульгин отошел от стола, остановился перед молоденькой медсестрой:
— Промокните меня, Наташа, пожалуйста…
Та, жалостно глядя на него, стала, едва касаясь тампоном, промокать крупные капли пота на лбу, лице…
— Да сделайте что-нибудь с давлением! — услышал он раздраженный голос Романова.
Жена Шульгина Ирина возвращалась из школы после уроков, на ходу крутясь от ветра и закрываясь воротником. Моря не было видно в густом тумане, кроме узкой полоски прибоя у бетонных плит пирса.
— Ирина Григорьевна! — окликнул ее женский голос.
Она остановилась, повернулась к догонявшей ее эффектной женщине — в дубленке, высоких сапогах.
— У нас город маленький, все друг друга знаем, верно? — улыбчато сыпала словами женщина, едва переводя дыхание. — У меня к вам просьба, Ирина Григорьевна… Ух… — она перевела дух. — Скажите… Он дома тоже такой?
— Кто — какой? — Ирина изумленно уставилась на незнакомку.
— Ну, ваш муж… Не подумайте чего, — смеясь, она повернула Ирину спиной к снежному ветру. — Все очень просто. Евгений Александрович, бывший главврач, так срочно уехал, что не успел мне помочь с путевкой в Карловы Вары… А ваш муж, мне передавали, очень уж… Ну, вы понимаете, о чем я… Ой, простите, я всегда так путано говорю. — Она наклонилась, приподняла край дубленки, чтобы представиться во всей красе — голенище «в обтяг до круглого колена. Покрутила сапожком на каблуке: — Нравится?
— Очень! — не сдержавшись, вздохнула Ирина.
— Так! — радостно улыбнулась та. — У вас тридцать шестой? С половиной? Считайте, что они у вас есть!
— С половиной, — вновь вздохнула Ирина. — Но он… дома тоже очень такой…
— Господи, — растерянно и сочувственно покачала головой собеседница. — Такая вы… Вот не повезло-то…
— Чудачка, — усмехнулась Ирина. — Что ты понимаешь в бабьем везенье… — Повернулась и пошла, клонясь вперед, навстречу ветру.
Кардиографический аппарат чертил редкие всплески жизни… Все реже… Стрелки приборов, подрагивая, ползли к нулям…
Медсестра Наташа, приподнявшись на носки, чтобы достать, промокала лицо профессора Романова.
— Твой диагноз точен, Алексей, — говорил при этом профессор. — Основное кровотечение, конечно, в брюшине, кроме печени, видимо, задет и кишечник… Но левое легкое тоже травмировано. Это и давало смазанную картину…
— Почему давало? — спросил Шульгин, вглядываясь в приборы.
— Давление повышается, Юрий Иванович! — почти выкрикнул анестезиолог. — Но, боюсь, ненадолго!..
— Мы
— Все — к Алексею Васильевичу! — неожиданно для всех сказал Романов и повернулся к Шульгину: — Это — двое право, Алексей. А я тебе поассистирую…
Лайнер, что уносил бывшего главврача Евгения Александровича с супругой в Москву, пошел на посадку.
Евгений Александрович аккуратно пристегнулся и стал пристегивать дремавшую в соседнем кресле жену. Та открыла глаза, улыбнулась:
— А мне Шульгин приснился… Как мы с ним во дворе ребятам горку заливаем…
— Хороший Алешка мужик, но рохля, — произнес Евгений Александрович. — Вот уж неудачник. Типичный.
— Как ты так можешь, Женя, — грустно сказала жена. — Ведь как он тебе помогал… Ты диссертацией занимался, а он — то по пастбищам, то по кораблям…
— Хирург он неплохой. Да при чем тут помощь какая-то?! — вдруг возмутился Евгений Александрович. — Мог и не ездить.
— Мог, а ездил, — вздохнула жена. — И вообще ты к нему с самого начала… Нехорошо… Он тебя — на «вы», «Евгений Александрович», а ты ему — «Алеша», а то и «Лешка». Да при людях. Ведь он тебя чуть не на десять лет старше…
— А я тебе про что? — зло спросил он. — Есть такие экземпляры — сам уже седой или лысый, как коленка, а все в Лешках ходит!
— …Сосуды пережимайте, Юрий Иванович. Побыстрее! — командовал Шульгин, цепко вглядываясь в полость пациента. — Быстрее растягивайте рану! Так… Да поживее же! Не вижу раны!
Юрий Иванович работал быстро, руки его так и мелькали, движения были экономны, выверены. Перед ним стояла Наташа и беспрерывно промокала профессорский лоб.
— Не вижу раны! — повторил Шульгин. Электроотсос, Юрий Иванович!
— Сейчас… Сейчас…
— Время, Юрий Иванович! — сердито повысил голос Шульгин, уже совершенно забыв, кто перед ним. — Это надо было готовить, когда мы рассекали брюшную полость! Живее, черт возьми! Не вижу раны… Так… Теперь вижу… Кетгут, сестра! Будем шить печень!
Тем временем анестезиолог завороженно смотрел, как кардиограф ведет беспрерывную прямую…
— Все, — сказал он.
— Что значит — все? — вскинулся Шульгин.
— Полная остановка сердца.
— Что значит — все?! — крикнул Шульгин. — Юрий Иванович, грудную полость! Да быстрее же! Вы понимаете слово — быстрее!..
— Да тут хоть первую космическую скорость развей, — мрачно сказал анестезиолог, глядя на кардиограф, — какое теперь имеет значение…
— Я извиняюсь, — глухо сказала старшая сестра. — Позвольте мне выйти на минуту…
14.59. «Рафик» стоял у больничного крыльца. Радист, сдвинув брови, вслушивался в наушники, затем переключил тумблер на «передачу».
— «Витязь», я — «Берег»… Я — «Берег». Как слышите? Прием…
На крыльцо вышла старшая медсестра Маргарита Евграфовна. Достала сигарету, спички.