Семь цветов радуги
Шрифт:
Вадим взял свою тетрадку с расчетами, дневниками, стихами и стал записывать.
«Дальше надо назначить начальников участков по строительству бассейна, монтажу турбины, по рытью каналов, по монтажу насоса… Наверное, должен быть человек, кто все это дело планирует. Значит, еще плановик, потом диспетчер. А кто же будет доставать в городе трубы, провода? Инструмент кое-какой тоже понадобится. Нет, без начальника снабжения не обойтись, — решил Вадим. Правление колхоза выделяет средства на закупку этих вещей. Кто-нибудь деньгами должен ведать? Значит, запишем бухгалтера…»
Уже был составлен довольно
«Ну, скажем, Буровлев, — думал Вадим. — Разве он не сможет быть хорошим организатором у себя на участке? Предположим, что Буровлев будет начальником участка по строительству водоема, — отметил у себя в тетради Багрецов. Копытин, может быть, подойдет как заместитель начальника всей стройки…»
Так, увлеченный новым для него делом, техник расставлял кадры на строительстве. Конечно, он и не предполагал, что его предложения примут всерьез, ведь он почти никого здесь не знает, но все-таки надо заранее представить себе, с кем ему придется работать.
Наконец все подсчитано. Математика очень простая, а результат неожиданный.
Оказалось, что на строительстве работать некому. Всех Багрецов назначил начальниками. У начальника участка Буровлева не оказалось ни одного землекопа для рытья водоема.
«Действительно, людей не хватает», — решил «главный инженер» и тут же начал сокращение штатов своего разбухшего управленческого аппарата.
Когда осталось всего пять человек: начальник, главный инженер и руководители трех участков, Вадим аккуратно переписал эти должности и спрятал листок в карман. По данному вопросу он обязательно должен поговорить с Никифором Карповичем. Васютин не так давно был на Украине, в Черкасском районе. Он рассказывал, что видел там большие колхозные стройки. Двухэтажное каменное здание Дворца культуры строят чуть ли не за два месяца… Начальников нет, один десятник.
«Идеальный аппарат управления! — подумал Багрецов. — Может быть, поэтому и скоро все получается?» — наивно, но не без оснований предположил он.
ГЛАВА 4
КОМСОМОЛЬЦЫ РЕШАЮТ
А я
раскрываю
мое ремесло
как радость,
мастером кованную.
В. Маяковский
Перерыв еще не закончился, но все уже спешили в класс. Сейчас будет разговор о Тетеркине.
Анна Егоровна задержалась у входа. Она ждала, когда закроют дверь, и тогда можно без свидетелей быстро выкурить в коридоре папиросу. Никто не знал об этой ее тайной слабости. Разве вот только механик? И как это она тогда не убереглась… (вспомнила Кудряшова случай в правлении). «Газета сгорит, Анна Егоровна».
«Ему бы все насмешничать, — недовольно думала она, затягиваясь и сразу выпуская дым. — Побыл бы он в моей шкуре. Председатель колхоза, а цыгарку прячет в рукав, будто этому председателю, как какому-нибудь мальчонке, уши сейчас надерут».
Она прислушалась к шуму, доносящемуся
«Проступок Тетеркина ребята, конечно, по справедливости разберут, мысленно как бы утешала она провинившегося механика. — Но, что и говорить, моргать глазами перед своими же товарищами — дело, не подходящее для комсомольца».
Кудряшова вошла в класс уже после того, как Ольга доложила собранию о существе дела.
— Пусть сам скажет, чего это с ним приключилось, — тонким голоском крикнула с места курчавая Фрося. Лицо ее стало красно-оранжевым, как мандарин.
— Правильно, — поддержали ее ребята. — Пускай сам говорит.
— Придется тебе сюда выйти, товарищ Тетеркин, — обратилась к механику Ольга. — Объясни собранию, как из примерного комсомольца ты стал нарушителем дисциплины.
Механик еле освободил свои ноги из-под низкой парты и тяжело приподнялся. Повернувшись к товарищам, он, не глядя на них, упрямо проговорил:
— Мне объяснять нечего. Шульгина правильно доложила.
Послышался недовольный ропот.
— Ты в прятки с нами не играй, Кузьма! — хрипло выкрикнул Буровлев. Рассказывай по-честному, как ты сам понимаешь свои художества.
Тетеркин молчал и мял в руках кепку.
— Так-то, Кузьма, — укоризненно проговорила Анна Егоровна и поджала тонкие властные губы. — Совестно народу в глаза смотреть. А нам, ты думаешь, за тебя не совестно? По всей округе славушка идет. Вчера ездили к дергачевцам соревнование проверять, они меня и спрашивают: «Расскажите, мол, Анна Егоровна, сколько трактористы у вас плетней покарежили? Говорят, что и пашут они у вас по новой моде, узоры выписывают. Любопытно поглядеть». Вот ты нам и объясни, Кузьма, почему мы из-за тебя должны эти насмешки терпеть?
Кузьма молчал. Он не поднимал головы, упрямо выставив лоб.
— Может быть, товарищ Тетеркин скажет, чем могла бы объяснить Анна Егоровна дергачевцам узоры на поле? — спросила Ольга.
— Я уже сказал. Виноват… Признался… Ну, что еще? — Кузьма задумался, рассеянно застегивая пуговицы на пиджаке. — Готов к любому взысканию… Пусть собрание решает.
— Собрание решит, — строго заметила Шульгина и приподняла свои брови. — Но ты сам понимаешь, Кузьма, насколько это нам все неприятно…
Ольга почувствовала странное, доселе не испытанное ею беспокойство. Будто это не комсомолец Тетеркин стоит сейчас перед товарищами, а она, Ольга, — это она отвечает за него, мучится и стыдится. Глаз не может поднять от пола.
«Да что же это такое? — старалась она овладеть собою. — Сама раскисла. Размазня ты. А еще секретарь!»
С тайным смущением Ольга вспомнила, как совсем недавно, придя домой после первого заседания бюро комсомола, когда ребята единодушно избрали ее своим секретарем, она долго стояла перед зеркалом и почему-то решила сделать себе простую гладкую прическу. Ей казалось, что так она будет выглядеть старше и главное — серьезнее. Смотрела на себя, сдвигала брови. «А ну, еще построже». Затем смеялась. «Ну, кто ты, Ольга? Кто? — спрашивала она себя. Обыкновенная, как тысячи девчат. Спичка из одного коробка… Не очень умна. Немного тщеславна. Упряма, самолюбива и обидчива».