Семь цветов страсти
Шрифт:
— Мне думается, у нее начинается другая полоса… — Сол колебался, стараясь не слишком проговориться. — Дикси пора обзавестись семьей.
— Семьей?! — Взревел Заза, гневно тараща глаза. — Уж не с этим ли русским, как я понимаю?
— Ну… Господин Артемьев женат и, кажется, удачно. Он вряд ли станет бросать родину, но… Дикси увлекла его.
— Ага! Значит, дело все же клеится! — вздохнул Руффо, со скрипом дернувшись в плетеном кресле.
Соломон обвел собеседников печальными, просящими глазами:
— Клянусь Девой Марией, синьоры,
Заза подозрительно прищурился:
— Эта стерва пригрозила затеять скандал, если мы упремся? В таком случае — ей несдобровать!
— Нет, нет, Заза! Поверь, она далека от воинственных настроений. Дикси не скандалистка, скорее даже, наоборот. Вы же изучили досье. Эта строптивая на первый взгляд женщина до смешного не умеет постоять за себя… Ей нужны были деньги — она сотрудничала с нами, теперь проблем с финансами нет и Дикси машет нам ручкой: Чао, ребята, забудем обо всем и расстанемся по-приятельски!
— «Расстанемся»! — Руффо хмыкнул. — Два месяца козе под хвост. И миллионы лир, потраченные на раскрутку. Да еще такой подарочек — этот русский малый! Мы не смели и мечтать о новом Мастрояни! Придурок, гений, шут и Ромео в одном лице! Блистательно, головокружительно, невероятно… И теперь «расстаться»! — Руффо расстегнул на груди пуговки тенниски и промокнул шею носовым платком. — Нас облапошили, как детей, господа. Каково сидеть в дерьме, Шеф?
— Перестань канючить, Руффо. Противно! У тебя что, месячные начались? — Даже сквозь сизую щетину на щеках Зазы пылали багровые пятна негодования.
— Прими-ка лучше успокоительное, а то еще инсульт хватит. Говорят, последнее время ты слишком много валяешься в постели с темпераментными телками. И, говорят, впустую…
Сол успел удержать кулак Шефа, направленный в нежный двойной подбородок теоретика.
— Перестаньте, и так слишком жарко… Успеете выяснить отношения. После премьеры. Я предлагаю срочную замену: Марте Тиммонс это как раз то, что надо. И Квентину не составит труда обработать крошку — он имеет на нее особое влияние.
— Помолчи, растяпа… — Шеф внезапно успокоился и выглядел задумчивым. — Вот содрать бы с тебя приличный штраф за принесенный ущерб! Ведь это ты непосредственно работал с «объектом» и не сумел заболтать как следует… Почему это мы — взрослые мужики (Заза покосился на Руффо), не щадя живота своего и кошельков, денно и нощно думаем о перспективах киноискусства, а этой шлюшке на него на…?! Да потому, что ты, Соломон, не сумел убедить ее. Внушить, подчинить, если изволите… Скверно…
— Я приму во внимание свои упущения… В следующий раз постараюсь не подкачать. — Живо заверил Сол, радуясь, что буря миновала.
— Следующего раза не будет, — мрачно постановил Шеф.
— Мы закрываем эксперимент? — остолбенел Руффо.
— Мы будем искать новые формы сотрудничества с необходимыми людьми. И только мы сами, слышишь, Сол, сами будем решать,
— Что же мне делать, Заза? Как поступить с Д. Д.? — поник Сол.
— Ждать распоряжений и слушаться. И никакой инициативы, господин Барсак. Как никак вы пока на службе, а не на скамье подсудимых.
Шеф даже не попытался улыбнуться свей шутке.
2
После возвращения из Вены Дикси потянуло на домашний уют. Парижская квартира дохнула затхлостью, тленом, печалью давно ушедшей, отзвучавшей жизни. Тени семейства Алленов смущенно жались по углам, оттесненные поселившимися здесь вслед за ними образами. Их-то как раз Дикси и не хотела видеть: пьяненькую богемную братию, случайных любовников, неблагодарного Чака, мрачного Вилли… Да еще светлые пятна на вишневых обоях, оставшиеся от проданных картин.
Отдернув пыльные шторы, она распахнула все окна и полураздетая, в летних сквозняках и доносящихся с улицы звуках, обошла свои владения. Швырнула в бледное, выгоревшее от жары небо пузырек с таблетками, печально звякнувший о булыжник кухонного дворика, включила телефон и, пролистав подобранную у дверей рекламную газету, набрала номер первосортной ремонтной компании.
Взяв кредит под наследство, Дикси торопилась привести в порядок свое жилище — вернуть ему обаяние и блеск алленовского дома.
— Ничего не менять, придерживаться стиля и колорита оригинала, но придать лоск ухоженной респектабельности, то есть повернуть возраст этих апартаментов вспять лет на тридцать, — сформулировала она задачу дизайнеру.
— На пятьдесят, — возразил деловой, подтянутый мужчина, скорее технического, чем художественного типа. — Интерьер квартиры был создан, думаю, накануне первой мировой войны и впоследствии лишь фрагментарно обновлялся. Может быть, оставлять частично эту милую эклектику? Отдельные детальки, свидетельствующие о хорошем вкусе владельцев квартиры и их неравнодушии к веяниям моды. — Молодой человек бережно коснулся шелка выгоревшей японской ширмы, указал на резную качалку возле камина, уцелевшие после кутежей вазы и бра. — Здесь (он заметил пустые места на стенах), я уверен, висели хорошие вещи. Ведь ваш дед, мадемуазель, имел достаточную известность среди коллекционеров. Жаль, что ему пришлось расстаться с любимыми вещами.
В тот же вечер Дикси позвонила человеку, купившему у нее дедовские картины.
— Весьма сожалею, мадемуазель Девизо, но у меня остались лишь Ранний Сислей и Богарт. Могу постараться вернуть натюрморт Ренье… Но ведь вы хорошо понимаете, что цены на эти вещи сильно поднялись.
— Разумеется. Через месяц я готова внести вам всю необходимую сумму, месье Божевиль. И очень прошу вас не выпускать из рук эти картины. Я теперь достаточно богата, чтобы вернуть фамильные реликвии.
«Вернуть саму себя…» — добавила она, повесив трубку.