Семь цветов страсти
Шрифт:
— Ваш ужин, — угодливо сообщил официант.
— Внесите, — сказал Ал, не прекращая «военных действий».
Он уже сидел на мне, стягивая через голову не желавшую развязываться «бабочку». Вышколенный французский официант, мгновенно оценив обстановку, осторожно объехал нас, закатив столик с тарелками в угол.
— Я приду за своей тележкой попозже.
— Можешь не торопится, — бросил Ал и приступил к нападению.
Я вспомнила сразу все наши давние приключения и со звоном в висках рухнула в бездну. Но
— Прости, я жутко умотался. Честное слово, этот фильм сделает из меня импотента, — пробормотал он в мою нетронутую ласками грудь.
— Сойдет для начала, успокоила я и мы с удовольствием рванулись к доставленному ужину.
— А знаешь, это даже к лучшему — ничего не успело остыть. Терпеть не могу холодный жульен. И если в спарже масло застыло — это не спаржа, а аскариды. — Я вернула на место укатившийся стол и быстро организовала трапезу.
Ал одел черное кимоно и бросил мне банный халат:
— Хорошо, что твои чулочки не пострадали. Пригодятся для «второго дубля».
Мы выпили за встречу, за удачу, за будущее, за прошлое. Я рассказала о наследстве, умолчав о господине Артемьеве. Ал завелся было с рассказом о проблемах «большого кино», но я сорвала дискуссионное выступление будущего светила провокационным выпадом.
— Тогда, в джунглях, ты творил со мной что-то невероятное. Помнишь, мы вздумали использовать лианы как качели, и рухнули в колючки… Я жутко испугалась, что мы сломали твое орудие. А потом заставила тебя извлекать занозы из распухших ягодиц. Да и ты выглядел ужасно! Наверно, все же мы попали в ядовитый кустарник.
— Боль была страшная. Как это мне удалось сохранить свой инструмент — не представляю! Прост жутко хотел тебя, Дикси, — и это меня спасло. Как спортсмена на финише — открывается второе дыхание… Мы продолжили, а я выл от боли и от удовольствия…
— А когда меня укусил за спину жуткий рыжий муравей — я стерпела, дав тебе возможность довершить операцию до конца. Мы обосновались на берегу чудесного ручья. Но потом…
— Да, желвак вздулся в целую дыню. Помнишь, врач хотел везти тебя в больницу?!
— А я сбежала к тебе, и нам пришлось измышлять акробатические способы, чтобы не затронуть моего ранения. У меня даже температура тогда повысилась.
Ал поднялся и снял с меня халат.
— Я хочу удостовериться, что с пострадавшими местами все в порядке.
Нагнувшись к моему выпяченному заду, он вдруг впился зубами в ягодицы. От неожиданности я взвизгнула и тут же была сбита с ног и прижата к полу. Ал рычал и пыхтел, кусая мою шею и грудь, но через пару минут бессильно перевалился на спину.
— Не могу…
Я затаилась, ощупывая укус на шее и не зная, как реагировать на такие шутки.
— Одевайся,
Минут через пять мы по-братски сидели на диване: я — с холодным компрессом на синяке, Ал — с бокалом виски и исповедью.
— Сегодня, когда ты плакала там, на платформе, я думал, что все вернулось на свои места, ты исцелила меня, сделав опять мужчиной, как я тогда сделал тебя женщиной. Все вернулось, клянусь, Дикси, — все! У меня трещали по швам брюки весь съемочный день…
А сейчас я думаю, что мой организм, мой чертов организм просто среагировал на твои слезы! Он стоит от чужих мучений!.. Нет, Дикси, я не увлекаюсь плетками и наручниками. Я вообще как-то забыл о сексе. Женился и стал «интеллектуалом». Знаешь, это отшибает… Когда слишком много думаешь и редко заглядываешь под юбку жене… Романчики у меня пошли плохонькие — девицы изображали восторг, метя попасть в мой фильм. А что я мог? Да практически — ничего. Как сегодня или чуть лучше, если не так устал. Мне ведь только сорок четыре.
— Ал, ну зачем создавать проблемы и жадничать? Что-то ушло, что-то пришло. Я думаю, никому не удается в сорок достичь результатов двадцатилетней давности.
— Нет, детка. Я просто круто взял в начале, в сущности, с тринадцати лет. Перерасход горючего. Один мой приятель сказал: «На жизнь каждого мужика выдается ведро спермы — я черпаю уже по донышку». Ему было немногим больше моего.
— Это общая проблема, увы, и ты нашел себе хорошую замену, сублимировав эротическое в интеллектуальное… Я думаю, у тебя будет прекрасный фильм.
— Но ведь мне хочется! Жутко хочется… Идея не отпала и не стала менее актуальной. Временами, правда. И время от времени у меня выходит неплохо… Знаешь, кого я изнасиловал последний раз от всей души? Свою жену. Три года до того вообще не вспоминал, где у нее что находится. А здесь приезжаю домой злой, и она с какими-то денежными проблемами пристает… Женщина въедливая, худенькая, жилистая и длинноногая, как кузнечик. В первые месяцы после свадьбы я вообще не замечал, если ли у нее голова — только эти длиннющие ноги и то, что между ними.
А здесь вижу, есть! С огромной пастью и злющие глаза. И пасть изрыгает поток оскорблений…Не знаю, как это вышло — махнул я ее кулаком пару раз, свалил, зажал вопящий рот и вдруг стал прежним — как джин в меня вселился! Мы трахались несколько часов, перевернув все в доме и не заметив, как пришла уборщица. У меня даже потом все распухло от усердия. Трудовые ссадины.
— А вы не пробовали повторить этот трюк?
— Нет. Она мне вообще стала противна. То ли от того, что открыла во мне зверство, то ли я не мог простить себе, что так обезумел от этой блохи и она возомнила, что она получила надо мной власть… Мы редко видимся. Нас связывают дети.