Семь фунтов брамсельного ветра

Крапивин Владислав Петрович

— Да ты чё, Илья, — уже по-приятельски заприхахатывал Панкратьев. — Ты обиду не держи, это служба наша. Отвезем, как велено, это подполковник Будимов приказал, из областного…

Услышав про Будимова, Илья слегка успокоился.

Брата привезли к дому на милицейском газике, Панкратьев дружески похлопал его по плечу. Илья выпрыгнул из машины, плюнул.

Дома он ничего не сказал мне, только ходил по всем комнатам, стискивал кулаки и поматывал головой. Я понять не могла: «Илюха, что с тобой?» — «Ничего… Ерунда…» Но скоро примчалась

мама. На машине директора базы она сперва прикатила в милицию, там Илью уже не застала и кинулась домой.

— Илюшенька!.. Господи… Они тебя били?

Он и маме сперва сказал: «Ничего, ерунда…» И вдруг… разрыдался. Да так, что мы с мамой успокаивали его с полчаса. И водой, и даже валерьянкой.

— Ну почему, почему такие гады?! — вздрагивал он. — Идешь по своим… по родным улицам… и вдруг… И могут ведь с дерьмом смешать, растоптать, превратить в кого угодно! Ничего не докажешь! Ты им про права, а они… про клюшку…

— Ну, хватит, Илюшенька. Все уже кончилось…

Он вскинул мокрое лицо.

— Кончилось? Где?.. А если завтра снова?.. А сегодня… если я был бы не сын капитана Мезенцева, а сын дворника?!

— Успокойся. Виктор Викторович обещал, что во всем разберется.

Виктор Викторович и был подполковник Будимов. Папин бывший сослуживец. Они оставались приятелями даже тогда, когда папа ушел из милиции. По крайней мере, Будимов в ту пору нередко заглядывал к нам и даже шутливо ухаживал за мамой. Ему мама и позвонила сразу после Илюхиного «SOS». Надо сказать, Виктор Викторович отреагировал моментально.

Однако Илья отозвался:

— Кто разберется? Ворон ворону глаз не выклюет…

— Ну как ты можешь так говорить! Смотри, он же сразу…

— Да. А если бы не ради меня… и тебя… Если бы ради правды? Он бы тоже «сразу»?!

Мама только головой покачала…

3

Виктор Викторович Будимов появился вечером. С букетиком садовых ромашек для мамы (и где достал посреди зимы?) Снял в прихожей шинель с новенькими погонами («подполковника» он получил недавно) повесил ее на торчащий в косяке рельсовый костыль (меня скребнуло). Вытер сапоги, шагнул за мамой в комнату.

— Ну, что у вас приключилось? Докладывайте!

Мама была уже не та, что при первом разговоре с Ильей. Спокойная (Илья, кстати, тоже, без всякого следа слез, в отглаженной рубашке). Мама положила букетик на стол.

— Знаете, Виктор, мне кажется, это не «у нас», а «у вас». Потому что мой сын никого не грабил, наркотики не покупал, спокойно шел из школы…

— Ну да, ну да. Валечка, я понимаю… Кретинов-то в нашей системе пруд пруди. А где взять интеллектуалов? Особенно при такой зарплате. Опять же и понять их можно. Сами знаете, что творится среди молодежи…

— Значит, хватайте кого придется, да? — взвинтился Илья.

— Хватать нельзя, а задерживать для проверки разрешено законом…

— Ага, «задерживать»! А там кулек с героином в карман

и клюшку в ж… — сказал брат открытым текстом.

— Илья! — ахнула мама.

— А чего? Разве не так?.. И главное, что они там себя чувствуют как… всесильные вожди-людоеды! Вся правда заранее у них, потому что сила. А тот, кого поймали, сразу виноват! Хоть вывернись наизнанку, слушать не будут. Гогочут только: «Интеллигенция»… А всякие депутаты нам талдычат с экрана: «Декларация прав, презумпция невиновности…» Где презумпция, а где клюшка…

— Да что за клюшка? Ты расскажи все подробно, — перебил его Будимов.

— Пускай мать рассказывает, мне тошно про одно и то же… — Илья ушел в «детскую» и включил там проигрыватель с музыкой из «Юноны» и «Авось». Негромко, в полсилы… Будимов поглядел ему вслед.

— Валя, он весь на нервах. В самом деле, расскажи ты…

Мама стала рассказывать, что знала. Иногда оборачивалась к двери, громко спрашивала у Ильи: точно ли передает события? Он так же громко отвечал, что все точно.

А я молча сидела в углу, смотрела и слушала… И постепенно наливалась теми же чувствами, что Илья. Будто становилась частичкой брата. Но пока переживала эти чувства, прозевала часть разговора. Потом встряхнулась. Будимов что-то кончил говорить маме и повернулся к Илье.

— Может, в чем-то ты и прав, но… я по, правде говоря, думал, что ты скажешь мне спасибо.

Илья теперь стоял в дверном проеме, прислонившись спиной к косяку.

— Что? — откликнулся он. — А, в самом деле… Спасибо, Виктор Викторович, вы очень помогли… Только в общем и целом ваша помощь не меняет ситуации.

— Какой ситуации-то?

— У одного моего друга есть дед, он рассказал нам однажды анекдот… или даже просто случай из жизни. Из тридцатых годов незабвенного двадцатого века. Схватили одного доцента, привели в НКВД, тогдашнюю службу безопасности, на Лубянку в общем. Давай на него орать, по морде бить, как полагается. А он в ответ: «Как вы смеете! Вы же еще ничего не доказали! Я же еще не осужденный, а только подозреваемый!» Следователь заржал, отдернул штору, показал на прохожих за окном. «Вон, — говорит, — подозреваемые. А те, кто попал сюда, уже зэки…» Вот и в вашей системе такая логика. Там не важно, виноват кто-то по правде или нет — лишь бы выбить признание. Да еще получить при этом удовольствие…

— Эх как ты натерпелся, бедолага, — вздохнул Будимов. — Я понимаю, это с непривычки… А логика… она, брат, диктуется жизнью. Когда живем в таком бандитском мире, не до нежных чувств…

— Вы еще скажите: «Лес рубят — щепки летят…»

Виктор Викторович встал.

— Ну ладно, пойду я… Ты, Илья, остынешь, поразмыслишь… А потом поживешь и поймешь, как все в жизни непросто. Грамотный же парень-то…

— Я поживу… и надеюсь, что доживу до одной хорошей поры…

Мама опасливо качнулась на стуле. Будимов глянул с живым интересом: