Семь фунтов брамсельного ветра
Шрифт:
Илья ушел к Толику Гаевскому (к нему ли одному?).
Мама чмокнула меня в щеку («Ты как себя чувствуешь?.. Ну и молодец»).
Я поскучала, подумала, не пойти ли в библиотеку, но решила перенести это дело назавтра. Поразглядывала опять монетки, подождала: не появится ли Лоська? Он не появлялся. Я прилегла опять… и уснула.
Мне приснилось, что нас все же решили выселить, но вместо квартиры отдают Арамеевский дворец.
— Чем ты, Илья опять недоволен? — спрашивает брата подполковник Будимов. — Вам пошли навстречу, такие апартаменты!..
— А где будет жить генерал? — ехидно интересуется Илья.
— Он здесь не
— Покорнейше благодарим, господин п’полковник! — гаркает Илья голосом старинного фельдфебеля…
Потом Илья, мама и я с чемоданами бредем по рыхлому вспаханному полю к далекому лесу. Там на опушке мы должны вырыть землянку, чтобы жить в ней всю оставшуюся жизнь. Я несу на ладони Лоськин глобус, он светится, и мне кажется, что теперь это моя единственная отрада… А монетки с кораблями? Я же их оставила в доме! Я поворачиваюсь и бегу назад под Илюхины и мамины крики, ноги вязнут в жирной черной земле… и дальше начинается какая-то белиберда, которую невозможно вспомнить…
Я проснулась, когда вернулся Илья. Уже под вечер. А мамы еще не было.
— Возьми, засоня… — Он протянул мне листы с отпечатанным текстом. — Здесь и про остров, и про монеты.
— Спасибо… У-у, а почему по-английски?
— Русского текста не нашел, скажи спасибо и за это. Переведешь, это полезно перед уроками в любимой школе.
— Изверг…
Мне лень было тянуться за словарем. А без него много ли поймешь? Но все-таки… Можно было разобрать, в каком году какое судно построено, в честь кого названо, где закончило свою историю (то потонуло, то сгорело, то разбилось; корабли, они как люди — не всегда кончают жизнь от старости). И какое водоизмещение, и какими рейсами ходило…
Я наполовину перевела, наполовину догадалась, что слова «Caesarea insula» на ребре у монет означают «Императорский остров» и что его так назвал римский император Антоний в трехсотом году нашей эры.
И про остров Джерси кое-что перевела. Оказывается, в девятнадцатом веке этот кусочек суши, расположенный в двадцати километрах от берега Франции (но сам — английский!) «переживал экономический бум». Расцветала торговля, строились корабли. И вот на память о том времени шесть знаменитых парусников оказались на монетах. Кстати, в этой серии была отчеканена еще одна монета, но, видимо, у дяди-Костиного приятеля ее не оказалось. Ну и ладно! Как я поняла, на той денежке был не корабль, а старинный королевский щит с гербом. Это для меня не так уж важно. Вот если бы не хватало какого-то судна (скажем, баркентины!), была бы досада… Конечно, потом я сделаю подробный перевод (или заставлю Илюху), а пока хватит и этого.
Пришла мама. Более бодрая, чем днем. Рассказала, что снова беседовала с адвокатом. Тот ей объяснил, что без суда выселить не посмеют, а суд — дело долгое. К тому же он, этот суд, наверняка встанет на нашу сторону. Тем более, что мы — семья погибшего офицера милиции. Ну да, отец погиб, когда из милиции уже уволился, но это ведь не отменяет его заслуг перед МВД!
— К тому же, Виктор Викторович обещал помочь, — сказала мама и нерешительно глянула на Илью.
— Ага, жди… — буркнул брат. Но больше спорить не стал.
В общем, известия были успокоительные, и мы почти перестали тревожиться. По крайней мете, в тот вечер. Я взяла стеклянный
Завтра утром обязательно пойду в библиотеку!
Галиот капитана Грея
Конечно, бессовестный жулик Павел Капитанов и не думал возвращать книгу!
Анна Григорьевна и Анна Константиновна смотрели на меня виновато, словно они сами зажилили несчастный «Фрегат». Наконец Анна Григорьевна предложила:
— Знаешь что, Женечка? Может быть, есть смысл тебе самой наведаться к этому мальчику? К сожалению, у нас нет возможности ходить по адресам, а ты можешь представиться, как член библиотечного актива…
— Да! Я схожу! И он у меня попляшет…
Я зашла домой, надела джинсы и майку с якорем (в таком костюме я чувствую себя уверенней, чем в любой другой одежде), сунула в карман монетку с «Перси Дугласом» — как талисман, для храбрости. И двинулась разоблачать похитителя и спасать книгу.
Павел Капитанов жил не так уж далеко от меня — в пяти троллейбусных остановках, на улице Лермонтова. Улица была заросшей старыми тополями, а нужный мне дом оказался похожим на наш — такой же старый, кирпичный, трехэтажный. Это почему-то слегка успокоило меня. Я подумала, что, может быть, незнакомый Пашка не злоумышленник, а просто растяпа и лентяй. Ну, я ему скажу…
Жил он — опять же, как и мы — на третьем этаже. На лестнице пахло мокрой известкой и керосином. Я позвонила в обшарпанную дверь с номером 11 над глазком. «Наверняка никого нет дома…» Но дверь открылась почти стразу. Без всяких вопросов «кто там?» и «что надо?»
Я увидела белобрысого мальчишку моих лет (только пониже, конечно). В таких же, как у меня джинсах, в полосатой майке. В больших квадратных очках. Очки ничуть не делали мальчишку похожим на прилежного ученика, каких называют «ботаниками». У него были крепкие скулы, вздернутый нос, потрескавшиеся губы, выгоревшие клочковатые брови. Будь он помладше, я решила бы, что совсем, как Гаврик из книжки «Белеет парус одинокий» (если, конечно, бывают «гаврики» в очках). Сквозь очки смотрели светло-серые глаза. Почти спокойные, только с капелькой тревожного интереса. Сейчас скажет: «Чё надо?» — подумала я.
— Я слушаю, — сказал очкастый «гаврик».
— Павел Капитанов — это ты?
— Это я…
— Тогда… может быть, разрешишь войти?
Он мизинцем двинул повыше очки.
— Сейчас подумаю… — (Вот нахал!) — Ладно, проходи. Беспорядок у меня, генеральная уборка… — И посторонился.
Я оказалась в комнатке с одним окошком. Действительно, кавардак. На полу валялись коробки, книги, мотки шпагата, плоскогубцы. Стулья были сдвинуты. На один из них Капитанов сел верхом, положил на спинку подбородок и стал вопросительно смотреть на меня.