Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Рихтер Гала

Господи…Вот и пришел день расплаты за все прошлые грехи. Честное слово, больше никогда так делать не буду.

— Дик, пожалуйста, — с мольбой проскулил я.

— Чарли, я знаю тебя много лет, и — уж поверь — на выражение лица как у щенка спаниеля вестись не буду, ищи других дураков, — отрезал он, — Ты выложишь мне всё и сейчас же! Что произошло, где тебя, черт побери, носило и какого такого хрена о твоем возвращении я узнаю от мелкого хулиганья, а не от тебя самого или счастливых Чейсов? Поделиться не хочешь, а?

Если я

ему сейчас не расскажу, потеряю друга. Если расскажу, то предам Синклера. Выбирать было чертовски сложно. В итоге, я спросил:

— Кофе будешь? Могу сварить со специями.

— Не заговаривай мне зубы.

— Дик, я серьезно.

Секунд десять он смотрел на меня испытующе, а потом кивнул:

— Надеюсь, еда в этой богадельне есть, или ты снова перешел на питание воздухом?

Я кивнул:

— Сандвичи тебя устроят?

Через пятнадцать минут мы сидели на кухне за обшарпанным столом, пили свежесваренный кофе и варварски заедали его бутербродами. Я даже успел почистить зубы и теперь чувствовал себя почти хорошо. Почти — это оттого что надо было как-то начать беседу, а я никак не мог собраться.

— Ну, — сказал наконец Дик, доедая последний сандвич из тарелки. Я с тревогой поглядывал на то, что и количество пирожных тоже стремительно сокращается.

— Эй, оставь-ка мне хотя бы парочку.

— Перебьешься, — отомстил Дик, — Чарли, я жду объяснений. И буду ждать их здесь до того самого момента, пока не получу хотя бы правдоподобной лжи. Ясно?

Думай, Чарли, думай… Ты же не дурак, хотя успешно им притворялся много лет.

— Дик, я не могу, — сказал я в итоге совершенно серьезно, — Я понимаю, что это звучит глупо, но я не имею права тебе рассказать.

— Это как? — поинтересовался Риди с интересом.

Я пожал плечами:

— Я дал слово.

— О, и вероятно в первый раз в жизни решил его сдержать! Кому, если не секрет? — интерес Дика медленно, но верно начал перерастать в раздражение.

— Полю Синклеру.

Да, вот этой реакции я и ждал. Риди продемонстрировал весь свой богатейший словарный запас, помянув недобрым словом всех моих родственников до седьмого колена, местожительство предков и даже способ, которым меня зачали. Способ, кстати, был совершенно противоестественный, откуда Дик их только берет такие?

— Чарли Рэндом Рихтер, — закончил он почти на ультразвуке, — ты сам соображаешь, что ты говоришь? Это бред! Полнейший! Этот человек сначала тебя едва не избил, потом похитил, держал неизвестно где чертову уйму времени, делал с тобой непонятно что, а ты не рассказываешь, потому что дал слово?!

— Ничего он со мной не делал! — отчеканил я, начиная злиться. Трогательная забота, ага…

— Тогда какого черта ты творишь?! — взорвался Риди, — Возомнил себя Господом Богом и взялся решать за всех? Изволь в кои-то веки отвечать за свои поступки, твою мать!

Дика я видал всяким — злым и спокойным, ехидным и резким, периодически достающим своей

дурацкой, никому не нужной заботой, но вот настолько разъяренным — впервые. Если бы он был белым, то наверняка побагровел бы от гнева, но так его выдавал голос: орал он от души, наверняка сейчас все соседи сбежались на крик, и тщательно возводимая мною который день незаметность рухнула к такой-то матери.

Так, Чарли, спокойно.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

— Послушай меня. Пожалуйста.

Я сказал это тихо, но Риди, к моему величайшему удивлению, услышал.

— Я бы и рад, — рявкнул он, — Да вот только ты почему-то не спешишь делиться!

Я подождал, пока он успокоится. Дика мне все равно не переорать, связки не те, да и гарантии, что он меня сейчас услышит, у меня лично не было.

— Ну, — он требовательно взглянул на меня. Я поднял глаза:

— Я не расскажу тебе ничего определенного, прости. Я дал слово и намерен его сдержать, несмотря ни на что. Дай мне… пять дней, — я прикинул какое сегодня число, мысленно соотнес его с датой Пекинской конференции и прибавил еще сутки — на всякий случай, — Это важно. Правда, важно.

Дик автоматическим движением достал из кармана пачку, молча щелкнул зажигалкой и закурил, пуская клубы дыма.

— Настолько важно, что ты не мог даже позвонить домой, чтобы сообщить о том, что ты жив и невредим? — спросил он, постепенно успокаиваясь. Голос, тем не менее, был ехидный.

Я потер стремительно замерзающие ладони, и поплотнее завернулся в одеяло. То, что я должен был сказать, будет казаться Риди нелепым, но…

— Настолько, — сказал я, — Это правда, очень важно. Я собирался сообщить о том, что я здесь, на Земле… — я произнес это и понял, что проболтался.

Хуже всего, что Дик тоже это понял. Судя по округлившимся глазам и еле слышному ругательству, понял даже слишком хорошо.

— Не спрашивай меня ни о чем, — быстро сказал я.

— Чарли…

— Я тебя умоляю, Дик. Ну хочешь — на колени встану?

— Совсем рехнулся?

Наверное, я и выглядел как немного помешанный. Но я не мог, не имел права на то, чтобы рассказать о Синклере, о Деннисе, о том, что было на "Квебеке"….

— Если я расскажу тебе, я предам… — я набрал в легкие воздуха и все-таки это сказал, — я предам своего отца.

Дик выразительно покачал головой, едва ли пальцем у виска не покрутил, но промолчал.

— Вот что, Чарли. Ровно через пять дней я приду сюда и увезу тебя в Чикаго. И тогда тебе придется всё рассказать — причем не только мне, но и долбанным властям, а еще Мелани и Лоуренсу, — сказал он, вставая, — Можешь меня не провожать, дорогу я запомнил.

Через пять дней мне не придется ничего рассказывать, чуть не вырвалось у меня. Все равно все новости будут об одном и том же.

— И еще, Чарли. Пора бы уже запомнить на будущее: в этом городе спрятаться от меня невозможно. До скорого.