Семь кабинок
Шрифт:
– Черт возьми! Какого хрена ты не поставила будильник! Вот бля! Меня уволят на хрен! Думаешь только о маникюре! – Это были первые слова, которые услышала Котенок, не успев открыть глаза. Страшный сон с котятами растаял, его сменило белое пространство потолка.
Здравствуй, новый день, отличное начало! Она еще не открыла глаза, а уже столько всего услышала. Положим, это так, Котенок действительно дольше всего способна была сосредотачиваться только на состоянии своих ногтей. Но что в этом плохого?..
Котенок потянулась и посмотрела на свои ногти. Они были в идеальном состоянии. Может, она и не умела готовить, не знала, как включать пылесос и где в этой квартире щетка для мытья полов, но зато она единственная из всех своих подружек могла сама сделать себе приличный маникюр.
Котенок помотала головой, чтобы окончательно избавиться от воспоминаний о кошмарном сне, и тотчас забыла о нем, переключив свое внимание на человека, метавшегося по комнате в поисках носков.
Мужчины – загадочные существа. И почему они еще не погибли как вид в безжалостном процессе эволюции? Ну как можно каждый вечер разбрасывать по комнате носки, чтобы наутро в панике минут десять искать их? Вместо того чтобы аккуратно
– Приготовить тебе яичницу? – дружелюбно спросила Котенок.
– Какую, на хер, яичницу?!! Ты что, издеваешься?!! Блин. Я так опаздываю, что меня уже ничего не спасет, тем более твоя вечно подгоревшая яичница! – прокричало ей в ответ существо мужского пола, которое откликалось на имя Дима.
Вот так всегда: стараешься быть милой и заботливой, а в ответ получаешь такое, промелькнуло в голове у Котенка. И хотя подобные утренние сцены были не редкостью, она не торопилась заменить своего Диму кем-то еще.
Котенок у мамы и папы была старшим ребенком. С детства она начала замечать, что все самое лучшее и самое сладкое родители норовят отдать в первую очередь ее младшей сестре Елене. За что она Елену втайне возненавидела и, когда они оставались дома одни, колотила сестренку что есть мочи, крича, что вообще прибьет, когда вырастет. Но годы шли, и у Котенка появились гораздо более интересные заботы. Мальчики. Они как голодные шакалы постоянно крутились вокруг стройной и красивой девушки. Поэтому с пятнадцати лет родители редко видели Котенка дома, что позволило им все свои педагогические усилия посвятить младшенькой, на которую они возлагали большие надежды. Их знакомый к тому времени открыл модельное агентство, и папа, пожалуй, гораздо поспешнее, чем это позволяли приличия, отвел туда дочурок. Котенок к тому времени вконец отбилась от рук и через полгода благополучно вылетела из агентства за неявку на показы, хамство и появление на подиуме в нетрезвом виде. Елена же своими длинными ногами, фотогеничной мордашкой и упорным трудом пробивала себе путь к славе. И в семнадцать лет умудрилась подписать контракт с немецкой фирмой, которая выпускала каталог наподобие «Отто». Теперь четыре раза в год она летала на фотосессию в Германию и возвращалась оттуда с грудой шмоток и карточкой «VISA GOLD» с заметно подросшим банковским счетом. Самое обидное – Котенок была красивее сестры, на фото она смотрелась эффектнее ее, а Котенкина фигура была тоже ничуть не хуже. Она попыталась вернуться в агентство, но там прекрасно помнили, что застенчивая на вид девушка представляет собой на самом деле, а потому никаким уговорам не поддались и клятвам не поверили. В другие агентства она соваться не хотела, зная, через какой публичный дом ей придется пройти в начале карьеры, не имея поддержки у собственников. Поняв, что безвозвратно упустила свой шанс красоваться в журналах, Котенок была полна решимости что-то делать, чтобы родители без содрогания вспоминали о ее существовании. Прежде всего она решила жить отдельно. Ей повезло: в это время как раз освободилась квартира двоюродной бабушки, которая решила, что для ее пожилого организма будет полезен загородный воздух, и обосновалась безвыездно на теплой и вполне комфортной даче. Вторым шагом стало то, что она бросила двух своих мальчиков, намереваясь незамедлительно перейти на мужчин постарше. Котенок рассчитывала выискать среди зажравшихся жлобов, которым удалось скоренько раскрутиться за то время, пока президент страны «работал с документами», одного покруче и немелочного, потому что ей очень хотелось зимой ходить в норковой шубке. Вскоре Котенку повезло: на вечеринке, куда ей посчастливилось попасть по великому блату, на ее непомерно длинные ноги обратил внимание один солидный и, главное, совсем не старый мужчина. Мужчину звали Вадим, и было ему тридцать два года от роду, но кто же мог подумать, что тринадцать из них он беззаветно посвятил пребыванию в исправительных учреждениях, расположенных в окрестностях Магадана. Что и наложило определенный отпечаток на его психику. Сначала все было отлично, Котенок и припомнить не могла, чтобы за ней когда-нибудь так ухаживали. Хотя, честно говоря, никто за ней вообще не ухаживал. Конечно, зрелый мужчина – это вам не мальчики с четвертого курса политехнического. В ее гардеробе появилась дорогая одежда и шикарные туфли, а шею стали украшать изделия из золота. Ей нравилось сидеть в его «Лексусе», слушать тихую музыку, в то время как они неслись по ночному городу со скоростью сто двадцать, а может, и больше, и чувствовать нежное дуновение кондиционера, ласкавшее ее безупречно ухоженные волосы. Но эйфория длилась недолго: по вечерам, когда они заезжали в какой-нибудь кабак, он напивался в хлам и напрочь слетал с катушек. Обычно пьяный разгул заканчивался тривиальным мордобоем. Вадим вместе с пьяными вусмерть друзьями лупил, под оглушающий женский визг, ночных посетителей и подлетевших на помощь охранников, а затем, в свою очередь, сам оказывался битым резиновыми дубинками, когда на происшествие прибывал наряд милиции. Поначалу Котенок относилась к этому философски: не бывает ведь людей без изъянов. Тогда это не люди, а роботы. Она терпеливо обрабатывала его раны зеленкой и вдыхала аромат цветов, подаренных наутро и принесенных к ее ногам вместе с извинениями. Но после того как она дважды неудачно подвернулась ему под руку во время очередной пьяной драки, настолько неудачно, что ей пришлось расстаться с тремя передними зубами, Котенок решила, что пора завязывать с парнем, мечтающим, чтобы его физиономия снилась в кошмарных снах вышибалам всех питейных заведений Петербурга. Однако попытка корректно расстаться привела к тому, что к трем выбитым зубам прибавились синяк под глазом и распухшая щека, так что на работе, где подходил к концу испытательный срок, ей объявили: ваш внешний вид нас категорически не устраивает, до свидания. Она заперлась в квартире и перестала отвечать на его звонки. Но этого оказалось мало: ей приходилось затыкать уши ватой, чтобы не слышать ударов ногой в дверь, не прекращавшихся часа два, а среди ночи ее будил пьяный голос Вадима, оравшего и матерившегося под
Она снова стала украшением ночных клубов Питера, и вскоре судьба свела ее с более шикарным мужчиной. Тот, правда, был постарше, и у него были проблемы с ногами. Она обнаружила это только во время первого свидания, а в клубе, когда они познакомились, вовсе ничего не заметила. Там к ней подошел красивый молодой человек и сказал, что один господин, на которого он работает, хотел бы угостить ее шампанским, но не может понять, за каким столиком она сидит. Котенок, которая ненавидела сидеть за столиком, разрешила себя пригласить. Когда они подошли к тому господину, ее взору предстал сорокалетний полноватый мужчина, который легко обаял ее галантными манерами и умением интересно рассказывать. Мужчину звали Борис Абрамович, и он оказался владельцем крупного турагентства. А вот когда она согласилась на следующий вечер пойти с ним в театр и молодой парень, подошедший к ней в клубе и оказавшийся водителем Бориса Абрамовича, вытащил из лимузина инвалидное кресло, Котенок восприняла это как что-то несколько неожиданное, но вполне естественное. Потом была поездка в Германию, где она уже сама катила тележку со своим кавалером. В их отношениях ее напрягал только один момент, касающийся интимной жизни: Борису Абрамовичу нравилось, когда Котенок надевала школьную форму, заплетала косички и звала его учителем, так как только это его заводило. Зато песцовая шуба, которую он купил ей, когда они отдыхали на Кипре, стала ответом на все ее недоуменные вопросы. Но однажды вечером, когда Борису Абрамовичу пришлось часа на два отлучиться по неотложному делу и Котенок решила посмотреть какой-нибудь фильм, она наткнулась на кассету, где любимый мужчина совокуплялся по очереди с разными девушками, как и она, одетыми в школьную форму. Причем, как минимум две из них явно были действительно школьного возраста. Котенок долго решала, продолжать ли ей встречаться с человеком, склонным к педофилии, или стребовать с него еще одну шубу и свалить. Но тут ей помог сам Борис Абрамович, которому наскучила великовозрастная ученица, и он нашел себе новую, помоложе.
Следующим мужчиной в жизни двадцатидвухлетнего Котенка оказался двадцативосьмилетний сын банкира Андрей, коммерческий директор папиного банка. Сразу после первого свидания в шикарном ресторане Андрей позвонил ей ночью и, чуть не плача, сообщил, что в банк ворвалась налоговая полиция, отец задержан, а все имущество опечатано. Они встретились в кафе, Андрей вылил на нее поток слез и соплей, рассказывая, как у него отняли ключи от только что пришедшего из текущего ремонта «Bentley». Котенок осмелилась пригласить убитого горем некогда богатого прожигателя жизни в свою халупу. А когда утром проснулась, обнаружила, что песцовая шуба и все украшения, которые были на виду, ушли вместе с сыном банкира. Как потом оказалось, в банке, который, по словам Андрея, принадлежал его отцу и в котором он занимал такой высокий пост, ни отца, ни сына никто не знал.
Потом у нее был страшно нудный совладелец боулинга, целыми днями рассказывавший про своих доберманов, которых было почему-то шесть. Юрист, жуткий скупердяй, вечно подзывавший управляющих и торговавшийся с ними, клянча скидки, где бы он ни находился, даже если в заведении таковые вовсе не были предусмотрены. После него был парень, который увлекался гонками и, в отличие от тех двух, был абсолютно нормален во всех отношениях, кроме одного: как оказалось, он был по уши влюблен в свою машину, а Котенка воспринимал в основном как собеседника, перед которым можно лишний раз ею похвастать.
И вот когда Котенок решила, что мужской род деградировал окончательно и бесповоротно, на ее пути возник Дима. Он не был богачом, не покупал ей шуб и не возил по дорогим ресторанам, зато был успешным молодым сотрудником рекламного агентства, делавшим стремительную карьеру под злое шипение завистников. Вот почему проспать для него было немыслимо и вот почему его так выводило из себя спокойствие Котенка, которой и в самом деле было все равно, успеет он в свое распрекрасное агентство или нет. Она уважала мужчин, ставивших превыше всего работу, но ей не нравилось, когда такие мужчины хотя бы на время становились ее спутниками жизни: они даже в выходные часами названивали по мобильному каким-то Пал Сергеичам, что-то согласовывали, кого-то куда-то посылали, короче – не обращали на нее никакого внимания. Почти никакого.
Сейчас все это было где-то далеко, за стенами вмиг ставшего ненавистным туалета. Перед ее глазами был труп молодого парня в дешевом спортивном костюме, который полулежал в неестественной позе, откинувшись на бачок унитаза, с застывшей пеной в уголке рта. В одно мгновение она вдруг вспомнила утренний сон, и ей даже показалось, будто именно этого парня она видела во сне в нужнике посреди болота, с телом, изъеденным червями. Правда, лица она не помнила, но в любом случае тот сон вовсе не был случайным…
Все молча смотрели на Ринго, кто с интересом, к которому примешивался страх, кто с жалостью, а Олег – с мыслью о том, что, по крайней мере, это не самый ужасный финал, ведь парень не мучился.
Штрих почему-то представил себе, как родители Ринго сидят после работы на кухне, мать только что приготовила курицу под соусом, но они не начинают есть, ждут сына, который обещал вернуться к ужину домой. Может быть, в этот вечер им есть что отметить в кругу семьи, а может, они просто привыкли всегда ужинать вместе. Но Ринго все нет, родители начинают беспокоиться. Звонят на мобильный – никто не отвечает. Проходит час, и отец говорит: ну его к черту, давай есть, ему, видно, наплевать на то, что его ждут, пусть ужинает один, холодной курицей. Они садятся за трапезу, но у каждого в подсознании свербит мысль: а вдруг что-то не так? Вдруг у сына неприятности? От этих мыслей курица в горло не лезет, отец через силу