Семь месяцев
Шрифт:
Я бы никогда ни в чем не отказала Майлзу, только не в ситуации с Брук. Она не мой ребенок, поэтому мне не должно быть позволено принимать решения за неё или насчет неё.
Майлз наклоняет голову, его глаза прищуриваются.
— Нам уже приходится работать вместе ради одного ребёнка. Какая разница один или два? Кроме того, я не прошу тебя удочерять её или ходатайствовать об опеке. Это просто опекунство. Я могу отозвать своё согласие, если захочу.
Ладно, это звучит не так плохо.
—
— В любом случае у нас есть ещё несколько месяцев, чтобы принять решение. Тебе придется прожить со мной и Брук по крайней мере год, прежде чем мы сможем подать заявление.
Мои опасения по поводу его внезапного желания подать заявление на опекунство не ослабевают, но поскольку впереди еще несколько месяцев для принятия окончательного решения, возможно, он всё тщательно обдумает.
ГЛАВА 50
«Ты врала себе, и врешь другим» — Lie Lie Lie by Joshua Bassett
Майлз
— Это замечательное печенье, — говорю я, пробираясь в постель к своей жене. Я ничего не смог сказать раньше, потому что это печенье вернуло меня в то время, когда я впервые попробовал их. Тот самый грёбаный вкус.
Я притягиваю Эмори ближе до тех пор, пока её спина не прижимается вплотную к моей груди. Она кладет голову на мою руку, переплетая наши пальцы. Большим пальцем второй руки я поглаживаю вверх-вниз её живот.
— Спасибо.
— Это Милли дала тебе рецепт? В смысле, я думаю, что одно и то же печенье почему-то имеет одинаковый вкус, но все следуют разным рецептам. Хотя одни и те же блюда имеют разный вкус в зависимости от рецепта.
Эмори качает головой, или мне так кажется.
— Нет, это всегда был мой рецепт. Милли не пекла.
— Но она это делала.
— Этого не было. Она не любила пачкать руки. Что уж говорить о готовке печенья. Мгновенное «нет» от нее.
— Что? — это не имело смысла, потому что я знал Милли.
Она любила печь и делала это прекрасно. Каждый раз, когда я приходил к ним домой, она что-нибудь пекла. Милли всегда так нервничала, когда я пробовал её блюда, потому что ценила моё мнение. Она всегда говорила, что моё мнение — единственное, что по-настоящему важно для неё.
Она ни за что не солгала бы об этом.
— Она никогда ничего не делала. Настаивала на том, что модели существуют только для того, чтобы просто красиво выглядеть.
— Но она не была моделью.
— Она хотела быть ей. Даже пыталась стать моделью в юном возрасте, — говорит Эм, осторожно поворачиваясь лицом ко мне. Эмори перекинула ногу через меня и положила
— Я знал, что она хотела начать карьеру модели, когда ей исполнится восемнадцать.
На данный момент я точно уверен, что знал её?
— Она говорила тебе, что сама пекла, да? — я киваю, тяжело сглатывая. — Она не делала этого, Майлз. Это всё делала я.
— Она когда-нибудь умела играть на скрипке?
Если она солгала мне и о выпечке, то меня бы не удивило, что и о музыкальных талантах она солгала. Милли всегда хвасталась тем, что великая скрипачка, но когда я просил её сыграть для меня, она отказывалась: скрипка либо была сломана, либо её не было с собой.
Я поверил ей, потому что никогда не думал, что Милли станет мне лгать. Она была самым милым человеком, которого я знал. У меня не было ни малейших сомнений, когда она сказала мне, что не способна лгать. Были времена, когда она лгала мне, но тогда она смеялась во время разговора, что подтверждало её неумение врать.
Если только она не делала это нарочно.
— Милли? Играла на скрипке? — Эмори рассмеялась. — Никогда.
У лжецов есть свои уловки, верно? Они манипуляторы. Они знают, как заставить вас поверить во что угодно. Полагаю, их самой большой ложью навсегда останется то, что они не лжецы. Когда вы ловите кого-то на вранье, то думаете, что разгадали его, знаете все их уловки. А потом наступает день, когда обнаруживаете, что вас обвели вокруг пальца.
— А ты играешь на скрипке? — осторожно спросил я, боясь, что мои подозрения окажутся правдой.
Эмори качает головой.
— Я пыталась: брала уроки, но они ни к чему не привели, так что через неделю я сдалась, — ладно, это хоть какое-то облегчение.
Но тогда, если Милли никогда не играла на скрипке, почему у неё в комнате было так много книг по классической музыке? Почему у неё повсюду валялись нотные листы? А как насчёт книг по выпечке? Никто не стал бы продолжать глупо лгать о том, что они тратят деньги на вещи, которые им не нужны.
— Ты никогда не задумывалась, почему она хранила в своей комнате книги по выпечке или нотные листы?
Я чувствую, как теплый глубокий выдох Эмори касается моей кожи.
— Я никогда не была в её комнате настолько долго, чтобы тщательно осмотреться, — признается Эмори. — Она никогда не хотела, чтобы я находилась там. Мы разговаривали в основном в моей комнате.
Это так странно. Не могу же я один так считать. У меня нет братьев и сестер, но когда мой отец снова женился и мне внезапно пришлось иметь дело с Мейв, я впускал её в свою комнату, когда мы разговаривали. Это случалось нечасто, но всё же.