Семь месяцев

Фальк Хулина

— Ты бросил меня! — я слышу крик Брук сразу после того, как открывается дверь нашей квартиры. — Не сказав до свидания!

Полагаю, Майлз вернулся домой.

— Ты игнорировала меня, Бруклин.

Закрыв дверь, Майлз, прихрамывая, заходит в квартиру. Хромает, потому что Брук, очевидно, решила вцепиться в ногу своего отца.

— Ты был груб со мной.

— Ты не говорила со мной, — частично это моя вина.

— Потому что я хочу котенка, папочка. Мэмори сказала, что я могу его завести.

Я действительно говорила,

что однажды мы заведем домашнее животное. Я никогда ничего не говорила о кошке, хотя я действительно хочу ее. Я имею в виду, вы видели их милые мордочки?

Остановившись посреди комнаты, Майлз наклоняется, чтобы отцепить дочь от своей ноги и поднять на руки.

— Мы не заведем кошку, Бруклин.

Удивительно, но они оба полностью завладели моим вниманием. Я не буду разговаривать с Майлзом, пока нет. Я все еще злюсь. Кем, черт возьми, он себя возомнил, чтобы решать, усыновлять мне кошку или нет?

Ладно, я действительно спросила у него разрещения. Я сделала целую презентацию о том, почему мы должны её завести. Он всё равно сказал «нет». Я спросила только потому, что какая-то часть меня надеется, что мы будем жить вместе через пару лет.

«Попытаться ещё раз» означает, что мы встречаемся, не так ли? Это значит, что все те поцелуи, которые он дарил мне, все слова, достойные обморока, были настоящими. Так что мы не просто были фальшивыми мужем и женой. Мы были… муж и жена, за вычетом любви. Но это рано или поздно произойдет, не так ли? Головокружение, бабочки в животе — впрочем, они уже есть, — улыбки и тайные восхищенные взгляды. Заботливый. Связывание. Любовь.

Это придет.

Если бы я точно знала, что снова съеду, буду жить сама по себе, отдельно от Майлза, я бы не спрашивала. Но… опять же, я надеюсь остаться с ним. Вроде. Я думаю. Хотя, может быть, это только у меня так. Может быть, он даже не хочет видеть меня в своей жизни сверх нашего плана.

— Папа? Могу я посмотреть фильм? — спрашивает Брук, и, судя по всему, она смотрит на своего отца серьезными щенячьими глазами. — Но когда я буду спать, можно мне сегодня поспать с тобой?

Он опускает Брук на пол.

— Надевай пижаму и чисти зубы, а я позову мистера Пушистика и поставлю тебе фильм, хорошо? — Брук кивает и уходит в свою спальню, он следует за ней.

Майлз позволяет ей смотреть фильм в нашей спальне. Я отрываю взгляд от телефона, когда он выходит из нашей спальни без нее, прикрыв дверь.

— Ты в порядке? — спрашивает он, но я ему не отвечаю. Я знаю, что это ребячество, но, черт возьми, я расстроена. Я так сильно хотела этого кота.

Я рассеянно просматриваю ленту в телефоне, читая комментарии и отвечая на некоторые из них. Я публикую немного больше рисунков, и они нравятся не так сильно, как мое нижнее белье и фотографии нас с мужем, но они не так уж плохи. Половина меня верит, что это только потому, что у меня действительно есть миллионы подписчиков, другая половина надеется, что людям действительно нравится мое искусство.

Раздел комментариев —

это какая-то смесь. Люди поддерживают меня, другие умоляют меня чаще публиковать фото, другие спрашивают, вернусь ли я когда-нибудь к тому, чтобы быть самой собой, а еще есть похотливые боты. И случайные предложения руки и сердца. Странно.

Майлз стоит прямо передо мной, и, хотя я по-прежнему игнорирую его, он не уходит. Он просто стоит и смотрит на меня.

— Ты не надевала это перед моим отъездом, — комментирует он.

Он прав. Пока его не было, я подумала, что было бы неплохо надеть платье и туфли на каблуках, чтобы снова почувствовать себя самой собой. Это не сработало, но я не хочу опять переодеваться. По крайней мере, не сейчас.

Сейчас я застряла в коротком белом платье и белых туфлях на каблуках, которые не причиняют боли моим ногам. Из-за этого они всегда были моими любимыми каблуками. Они у меня с восемнадцати лет и выглядят совершенно новыми — вот насколько хорошо я о них забочусь.

Майлз опускается на колени, раздвигая мои ноги достаточно, чтобы иметь возможность сесть немного ближе ко мне. Он выхватывает телефон у меня из рук и швыряет его на диван. Но я по-прежнему не смотрю ему в глаза, как бы сильно мне этого ни хотелось.

Его руки лежат на моих бедрах, медленно двигаясь вверх. Затем он внезапно пододвигает меня к краю дивана, закидывая мои ноги себе на плечи. Майлз оставляет нежные поцелуи на внутренней стороне моих бедер, и теперь наши взгляды встретились. Я чувствую, как моё сердце бьется быстрее. И чем ближе его губы подбираются к местечку между моих ног, тем меньше я могу заставить себя дышать.

— Пожалуйста, дорогая, поговори со мной, — умоляет он.

Моё платье задирается, его большие пальцы скользят под ткань трусиков. Я не останавливаю его, когда он дергает их, хотя и недостаточно сильно, чтобы они сползли вниз по моим ногам.

— Если хочешь отрезать мне яйца, скажи только слово, и я дам тебе ножницы, — говорит он прямо перед тем, как его губы прижимаются к моему беременному животу. — Хочешь отравить меня? Просто скажи, и я достану тебе то, что убьет меня.

Я качаю головой, но уверена, что он даже не замечает, потому что продолжает. Он дергает за трусики достаточно сильно, чтобы снять их.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? Скажи эти слова, и я уйду.

Мои брови опускаются, глаза наполняются слезами. Я не хочу, чтобы он уходил. Мой клитор пульсирует от желания, когда он целует меня ниже живота.

— Накричи на меня, Эм. Сделай мне больно, посмейся надо мной, убей меня, что угодно из этого, просто, пожалуйста, поговори со мной. Наказывай меня, как хочешь, но не игнорируй меня.

Я хнычу, когда он подсовывает руки под мою задницу, приподнимая мои бедра, прежде чем поцеловать меня еще раз.

— Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, Эмори. Я хочу сказать тебе кое-что действительно важное, и мне нужно, чтобы ты ответила мне.

Боже, я так сильно хочу его.