Семь миллионов сапфиров
Шрифт:
Все вокруг становится белым, ослепительно-белым. Режет глаза. Еще одно воспоминание, упомянутое в дневнике. И одно из самых прекрасных в моей жизни. Крошка Сью, худенькая, как спичка, в своем любимом желтом платье; она протягивает мне мороженое, как вдруг с рожка соскальзывает шоколадный шарик, пачкает ей платье и плюхается на землю.
Сью начинает хныкать, а я ее утешаю, целую в щечку и говорю, что мы купим еще. Но она расстроена не из-за этого, а потому, что хотела меня угостить.
– Ты газве не хосешь
И тогда я улыбаюсь: мол, никогда не любил шоколад, а оставшийся клубничный шарик с удовольствием попробую. Я кусаю мороженое и стараюсь посильнее в нем измазаться, чтобы рассмешить сестренку. И она уже не плачет, а хохочет:
– Страшила! Страшила!
Иногда я корю себя за излишнюю сентиментальность, но ничего не могу с этим поделать. Я пытаюсь вспоминать, но память неподатлива, как мерзлая глина. Приходится прилагать серьезные усилия, чтобы выскоблить то, что я прятал в ней. То, чего всегда боялся коснуться.
Да, я по-настоящему боюсь этих воспоминаний. Возможно, я просто трус.
И вот передо мной мама. Заплаканная, она стоит в кабинете отца и держится за спинку стула. Мне хочется обнять ее, но я не могу и шелохнуться. Отец смотрит в сторону. Его глаза слезятся, будто в них насыпали соли. В руке он сжимает стакан виски.
– Зачем ты сделал ей Анализ? – плачет мама (как же ее трясет!). – Я просила тебя, слезно просила… Ты даже не посоветовался со мной. Увез ее тайком!
– В нашей семье решения принимаю я.
Отец даже не поворачивается.
– Как ты можешь говорить так спокойно?! – кричит мама. – Анализ показал класс «А»! Всего полгода, ты понимаешь, Грег?.. Всего полгода. Давай уедем отсюда… Хоть на край света. Умоляю тебя!
Отец опрокидывает стакан виски и наливает еще. Мама подходит к нему вплотную и берет за руку. С ее подбородка капают слезы.
– Анализ нужно сделать еще раз. Это ошибка, просто ошибка…
– Ты же знаешь, бесплатно делают лишь раз.
– Она твоя дочь, Грег!
– За вторую попытку нужно платить, и у нас нет таких денег! – рявкает отец и вскакивает с кресла. – Или ты хочешь продать дом?
– Хочу, – твердо говорит мама.
Отец лишь усмехается. Они стоят друг напротив друга. Мама молчит и вдруг тихо говорит, очень тихо:
– Я никогда тебе этого не прощу… Я заберу детей и уеду. Ты… ты чудовище…
Отец бьет ее наотмашь.
Звук такой, словно щелкнули кнутом. Мама теряет равновесие, но не падает. Выпрямившись, она в страхе смотрит на отца. На белый ковер капает кровь.
У меня шок. Я колочу отца в грудь своими крохотными кулачками. «Гад! Гад!» – кричу я. Он молчит и не реагирует.
Мама касается моего плеча. Я оборачиваюсь. Левую ладонь она прижимает к лицу, пытаясь задержать кровь. Но ее глаза… Я никогда не забуду ее глаз в тот момент. Прозрачные, полные
– Милый, иди в свою комнату.
Она говорит мягко и ласково. Только тут я чувствую, как по ноге скользит горячий ручеек, но ничего не могу поделать. Раньше такого никогда не случалось. Пряча глаза от стыда, я опрометью бегу за дверь.
Винил ли отец себя за то, что поднял руку на маму? Трудно сказать. Мне казалось, в него вселился демон. Я всеми силами старался не попадаться ему на глаза. Это было неизбежно. Я слышал, как он часто говорил маме: «Смирись. На то божья воля!» Он победил. Мама стала замкнутой и более нерешительной. Ночами она плакала, и скоро я заметил на ее лице первые морщины, «гусиные лапки» в уголках глаз. Все свое время она уделяла крошке Сью. Мы часто гуляли, ходили в парк аттракционов по субботам и даже купили щенка – лопоухого спаниеля Пита, который бегал за Сью, как за маленькой дрессировщицей.
– Он так забавно тявкает, – сказала однажды мама.
Глава 4
АНАЛИЗ.
Проклятое слово, полное ужаса.
Лотерея, в которой каждый из нас – игрок. Поэты писали, что он напоминает русскую рулетку или же китайское печенье. Что за ним прячется? Радость или обреченность? Или это всего лишь гениальное научное открытие? Достаточно сдать кровь – и вся твоя жизнь как на ладони. Красота…
Все произошло в ноябре. Зима была ранняя, снегом засыпало двор, и в этом белом, ослепительном-белом время застыло навечно. Как разморозить его? Как избежать ноября? Пойти другим путем, чтобы обогнуть случившееся. Почему мы не можем выбирать наши дороги?
Я сижу в детской, листаю книжку о роботах, а Сью беззаботно играет рядом. Пит дремлет у ее ног. Вдруг я слышу странный царапающий шум, бегу к окну и вижу маленький гробик, который выгружает из «Форда» отец. Он заранее купил гробик для Сью! Блестящий, лакированный, цвета бурого мрамора. Что-то прорывается из меня, я обнимаю сестру и плачу. Она тоже обхватывает меня своими тоненькими ручками. Она ничего не знает. Выходит, родители уже смирились. Естественно, они всячески ограждали ее от любой опасности, и в те первые дни лета она выглядела особенно счастливой.
Но они уже были готовы. Конечно, я понял это.
Утро одиннадцатого июня. Мама играет в ванной с крошкой Сью, и оттуда доносятся осколки смеха. Она как раз купила двух желтых уточек. Не успел загреметь дверной звонок, как отец уже бежит открывать. На пороге стоят два человека с абсолютно бесцветными лицами. Словно два вылинявших призрака.
– Мы производим вскрытие. Компания Бкркр, – бубнит один. Невнятно, я даже не могу разобрать. – Насколько нам известно, сегодня – дата Х Сюзанны Морриц. Это ваша дочь?