Семь миров: Оракул

Пикулина Светлана

Старик замолчал, внимательно посмотрев на Марсия. Юноша выслушал его, ни разу не перебив. В немыслимой истории Хета все становилось на свои места. Корабль старика сам определил для него маршрут, провел сквозь тоннели, видимо, те же самые, что пришлось преодолевать и им. Все они были в списках опознанных, которые старик непременно хранил в системе своего судна. Корабль проложил максимально короткий путь к указанным координатам, точно так же, как поступили они на корабле крамов, а заслуга Хета была лишь в его необразованности и неспособности управляться с техникой.

— Вы

спроектировали поистине гениальный корабль! Ему удалось дважды пройти густые слои атмосферы, не повредив ни оболочки, ни систем. Ваш корабль был поврежден после падения, два года пролежал под дождями и ветрами, и Ёнку пришлось чинить его, но даже после этого он не подвел, и доставил нас до Семи миров в целости, пройдя сквозь три магических тоннеля. Восхищаюсь вашим умением! — учтиво поклонившись, как то было принято в Ари, произнес тулонец.

Старик небрежно отмахнулся рукой, даже не улыбнувшись.

— Умением есть смысл восхищаться, когда оно направлено на благо, в моем случае это не так, и, поверь, я последний человек в этом мире, который заслуживает восхищения, — отведя глаза в сторону, с тоской произнес Иза.

— Если бы вы не сумели поймать импульс, мы бы не оказались на спасительной планете. Люди были бы обречены, — не соглашался с ним Марсий.

— Люди все еще обречены, — напомнил Иза.

— Вы с нами теперь, и в моих глазах это достойно уважения, потому что тем самым вы помогаете нам творить добро, — произнес Марсий.

— Добро — очень относительное понятие, — усмехнувшись, сказал Иза. — Нередко самое большое в мире зло творится во имя великого добра. Я помогаю вам, потому что на то у меня есть свои причины, а желанием спасти мир я переболел полвека назад, так же, как и желанием мир захватить, — посмеялся старик. — И если хочешь знать мое мнение, то гораздо гуманнее и для Вселенной, и для несчастной новой планеты оставить все это людское полчище погибать здесь.

Марсий опустил глаза. Точку зрения старика он не разделял. Старик ненавидел людей и своей ненавистью поставил его в тупик. Иза был глубоко разочарован в мире, в жизни и, судя по всему, в себе. За его поверхностной уверенностью и всезнанием скрывался презирающий себя человек. Через ненависть к себе он, очевидно, пришел к ненависти ко всему миру. Марсий как никто другой чувствовал это в нем.

Одно тулонец понял наверняка: преследуя свою цель, Иза мог помочь ему достигнуть свою, и только это объединяло их в этот миг. Он помнил, как взамен на информацию об импульсе старик выманил у него родительское кольцо, столь ценное для него. Это наводило на тревожные мысли о том, какую же плату он может попросить на этот раз. Умерив свои восхищения, он взглянул на Изу другими глазами. На альтруиста он не походил и даже не пытался притворяться таким, он четко знал, чего хотел и куда шел, и этим был сильнее их всех.

Вот только сильно смущала и путала в оценках старика маленькая девочка рядом с ним. Человек, способный заботиться о ребенке, непременно должен был обладать набором светлых качеств. И судя по тому, как искренне любила старика Лика, Иза ими обладал.

Они не были

родственны по крови. Лика вобрала в себя все самые лучшие черты погибшей цивилизации оилов, в то время как Иза был ярко выраженным ионцем как внешне, так и внутренне. Получается, он заботился о чужом ребенке, и это единственное, что подкупало в нем. Можно себе представить, насколько не просто ему было защищать ее от контрабандистов, на дух не переносящих оилов.

Лика сильно интересовала Атлу, настолько, что на время девушка потеряла интерес ко всем беседам со стариком, полностью отдав свое внимание девочке. Возможно, это был материнский инстинкт, возникший в наполненном любовью сердце в продолжение женской чувственности, а может, этот интерес носил другую природу, и Лика увлекала её, как наследница великой эзотерически сильной цивилизации, пленницей которой она была в детстве.

— Я чувствую, что ты совсем ничего не боишься, — доброжелательно и тихо сказала Атла, продолжая уединенную беседу с девочкой.

— Да. Я ничего не боюсь! — улыбаясь, обнаруживая ямочки на щеках, ответила Лика. — Меня с детства обвиняют в глупом бесстрашии, но я ничего не могу с собой поделать.

Догадка Атлы подтвердилась, она почувствовала это уже при первом взгляде на Лику, но сомневалась до тех пор, пока не увидела сама. Девочка была уязвима, в ней не было важного компонента — страха, потому как ее способность чувствовать страх хранилась у Атлы. Жрица смотрела на девочку. Одной половиной своего сердца Атла ненавидела рыжевизну ее волос и прозрачность голубых глаз, потому как узнавала в ней презренный образ оилов, пытавших её шесть рабских лет. Но другой половиной своего сердца Атла трепетала перед ней, испытывая чувство вины, понимая, что именно в тот миг, когда вырвала из сердца ее матери свой страх, обрекла ребенка на вечную неполноценность.

Девочка смотрела крамовке прямо в глаза, ни о чем не догадываясь. Открытый, чистый взгляд и улыбка придавали ее образу невинное очарование.

Лика познала много горя, это читалось в мудром, совсем не детском выражении глаз, но умело скрывалось под лучезарной улыбкой, которую девочка не снимала с лица. Лика была очень худой и достаточно низкой для своего возраста. Курчавые волосы были сильно растрепаны, возвышаясь над головой хаотичной сферой, что уравновешивалось пышной юбкой, свисающей до колен круглым колоколом, схожим с волосами по объему и форме. Жилет из толстого материала хорошо скрывал её худобу, но тонкие руки и ноги все-таки выдавали сильную истощенность.

— У тебя очень красивая юбка! — любезно произнесла Атла, проведя рукой по розовой ткани.

— Да! Верхний слой состоит из чувствительной микрофибры для прослушивания низкочастотных волн; средний из материала, способного посылать сигналы на короткие расстояния; в складках между третьим и четвертым спрятана альфа-установка, а вот что расположено на поясе, тебе лучше не знать, — широко улыбнувшись, произнесла девочка.

— Замечательный дизайн, — доброжелательно ответила Атла, пораженная глубокими знаниями ребенка. — Модельер, я полагаю, твой дедушка.