Семь пар железных ботинок
Шрифт:
Ванька понял, что приобрел в лице Лушки незаменимого по смелости и способностям товарища.
Затеянному озорству благоприятствовало все.
Даже погода на следующее утро выдалась какая-то особенная, озорная. День стоял относительно ясный, но прохладный. Резкий порывистый ветер то и дело проносил по небу низкие рваные облака. Их тени зловеще скользили по противоположному низкому берегу Негожи. Тайга неумолчно гудела. При приближении особенно сильных порывов ветра гул перерастал в шум, заглушавший обычные человеческие голоса.
Посмотрев
Через пять минут после отъезда отца он стоял на берегу Негожи и, вложив в рот пальцы, извещал друзей и приятелей о предстоящем деле. Первым откликнулся на призыв Пашка, затем остальные члены комитета. Самый пронзительный свист, перекрывавший шум тайги, донесся с дальнего двора Изотовых. Так свистеть умела одна Медвежья Смерть.
Затруднения возникли с самого начала, когда ребята попробовали вынести из сарая огромный полуторапудовый планомон. Картонное чудовище так отчаянно парусило и с такой силой вырывалось из рук, что с ним едва справились впятером: четверо держали его за углы, а Лушка, замыкая шествие, волокла по земле длинный, непомерно тяжелый и толстый мочальный хвост.
Доставка змея на берег была самой хлопотливой и труд-ной частью предприятия. Остальное от воли ребят мало зависело: события с роковой неизбежностью вытекали одно из другого.
Положив планомон плашмя (ибо только так можно было удержать его на месте), ребята распустили сорокасаженную бечеву. Они делали то, что на их глазах делали Ерпан и моряк, но при этом недооценивали силы ветра и явно переоценивали свои собственные... При первой же попытке приподнять верхний его край планомон вырвался из их рук, вихрем вздыбился вверх, потом, не успев поднять в воздух хвост, опрокинулся и со страшным гулом ударился о землю. Таким образом он доказал свою прочность и одновременно предупредил, что в дальнейшем шутить не станет.
Увы, Ванька не внял предупреждению! Наоборот, по его настоянию было сделано все, чтобы ускорить события: планомон был перенесен на самый край обрывистого берега, а его хвост сброшен вниз. Правда, для новой попытки запуска выждали время, когда ветер немного стих.
На этот раз планомон круто, но плавно взмыл вверх, подняв и вытянув во всю длину свой могучий хвост... И быть бы большой беде, если бы кто-нибудь из ребят намотал бечеву себе на руку! Было легче ухватить и остановить за хвост несущегося по лугу быка, чем совладать с пустившимся в полет исполинским змеем. Бечева, вытягиваясь, вырывалась из ребячьих рук, оставляя на них огромные, горящие огнем ссадины.
Последним в ряду запускавших был Ванька. Ему-то и предстояло выдержать схватку с взбесившимся планомоном.
Бесспорно, самое разумное, что он мог сделать, это бросить привязанный к палке конец бечевы, предоставив чудовище уготованной ему гибели.
Между тем попавший в сильный воздушный поток планомон успел забраться высоко в небо и распластался там почти в горизонтальном положении. Бечеву тянуло вверх и в сторону обрыва...
— Ух ты! — воскликнул Ванька, делая первый семисаженный скачок по направлению к Негоже.
Здесь-то перед лицом необозримого сибирского простора и произошло нечто, если не прервавшее, то несколько изменившее ход событий: Ваньку успела догнать и схватить Лушка Медвежья Смерть. Впрочем, «схватить» — не то слово. Стремясь во что бы то ни стало удержать Ваньку, она подпрыгнула и уселась ему на закорки, обеими руками обняв за шею. Что руководило Лушкой — самоотверженное желание помочь товарищу или нежелание упустить возможность покататься на планомоне, — разбирать было некогда. Факт остается фактом: Лушкина тяжесть принесла Ваньке неслыханное облегчение. Лететь вдвоем было куда веселее!
— Держись крепче! — скомандовал он, чувствуя, что непреодолимая сила отрывает их от земли.
— А то! — по обыкновению ответила Лушка.
— У-у-у...
Доухнуть до конца Ванька не успел: от скорости поле-та у него захватило дыхание. Только сейчас Лушка проявила некоторую, свойственную своему полу слабость — взяла и зажмурилась. Ванька жмуриться не стал, и перед его глазами с непостижимой быстротой замелькали и закружились бурые склоны обрыва, темные ели, яркие зеленые березы (Ванька видел их сверху), коричневая, с пенистыми волнами и крутящимися водоворотами вода не вошедшей в берега Негожи, облака, солнце...
Едва ли не больше самих авиаторов были поражены оставшиеся на берегу участники запуска планомона. На их глазах Ванька и Лушка унеслись в пространство так стремительно, что уследить за ними было невозможно. Только один Пашка успел заметить крохотную точку, падавшую в дальнее болото, поросшее мелким осинником и березняком.
Зато все проделки планомона были видны очень отчетливо. Это уже не был правильный полет управляемого аппарата. Походило на то, что, добившись независимости, он сразу же раскаялся в своем свободолюбии. Сначала заколебался, потом начал кутыркаться, а затем падать, обгоняя
Свой судорожно извивавшийся хвост. Потом что-то случилось: на короткое время он снова выровнялся и даже, казалось, несколько поднялся.
Был ли тому причиной внезапный порыв ветра, или бечева натянулась от тяжести Ваньки и Лушки, или оба обстоятельства совпали, но несколько секунд планомон пребывал в состоянии устойчивости. Потом начал падать снова, на этот раз окончательно и бесповоротно. Глазастый Пашка видел, что он исчез в том же осиннике, верстах в трех от погоста. Только тогда ребята догадались, что им надлежало делать, и кинулись к ближнему дьяконовскому дому.