Семь рассказов
Шрифт:
И младшие девочки пели эту песенку три часа без остановки.
В конце дня директриса собрала всех вокруг себя и мисс Хэддон. Ее окружали счастливые, усталые лица. Садилось солнце, пыль, поднятая этим днем, тоже садилась.
— Ну, что же, девочки, — сказала директриса,
27
Бони — сокращенное от Бонапарт.
— Нет, совсем нет!
— Нет, не очень! — слышалось в ответ.
— Ну, что же, я должна признаться, — продолжала директриса, — что мне она тоже не нравится. Честно говоря, я ее ненавижу. Но я была вынуждена принять эту систему, потому что такого рода вещи производят впечатление на Совет по образованию.
При этом все учительницы и все девочки засмеялись и захлопали в ладоши, а Долорес и Вайолет, которые подумали, что Совет по образованию — это новая игра, тоже засмеялись.
Легко можно представить, что эта позорная история не ускользнула от внимания Мефистофеля. При первой же возможности он бросился в Верховное судилище с громадным свитком, на котором было написано: «J'accuse!». [28] На полпути наверх он встретил архангела Рафаила, который, как всегда, очень вежливо спросил, не может ли он быть чем-нибудь полезен.
28
Я обвиняю (франц.).
— На этот раз нет, спасибо, — ответил Мефистофель. — На этот раз у меня дело верное.
— Может быть, лучше показать его мне, — предложил архангел. — Жаль будет, если вы зря слетаете так далеко, у вас ведь и так было столько разочарований из-за Иова. [29]
— О, здесь совсем другой случай!
— И потом, ведь был Фауст? Если мне память не изменяет, решение присяжных было в конечном счете против вас.
— Нет, нет, то было совсем другое дело. На этот раз я совершенно уверен. Я могу доказать тщетность гениальности. Великие думают, что их понимают, а их не понимают; простые люди считают, что они понимают гениев, а на самом деле это не так.
29
Иов — библейский праведник, сохранивший веру, несмотря на суровые испытания, которым подверг его бог.
— Ну, если вы можете это доказать, то тогда у вас действительно бесспорное дело, — сказал Рафаил. — Потому что считается, что вся эта вселенная держится на координации и все существа друг с другом скоординированы в соответствии с их силами и способностями.
— Вот послушай. Пункт первый: Бетховен повелел, чтобы некоторые лица женского пола услышали его до-минорный квартет. А они слушали — кто духовой оркестр, а кто раковину. Пункт второй: Наполеон повелел, чтобы те же лица отпраздновали его победу под Аустерлицем. А в результате — получение наследства, сопровождаемое школьным праздником. Обвинение третье: девицы играют Бетховена. Из-за того, что он глухой и ему служат бесчестные конторщики, он предполагает, что девицы исполняют его музыку проникновенно. Обвинение четвертое: чтобы произвести впечатление на Совет по образованию, девицы изучают Наполеона. Он думает, что его изучают всерьез. У меня есть и другие пункты, но этого уже вполне достаточно. Гений и простой человек
— Так. Ну а что же ваше дело? — с сочувствием спросил Рафаил.
— Мое дело? — поперхнулся Мефистофель. — Так вот же мое дело!
— Ах невинный дьявол! — воскликнул ангел. — О бесхитростная, хотя и адская душа! Ступай на землю и вновь исходи ее вдоль и поперек. Эти люди, Мефистофель, скоординированы. В основе их координации лежат Мелодия и Победа!
Сирена
Перевод с английского Н.Рахманова
Я в жизни не видел ничего красивее моей записной книжки с «Опровержением деизма», когда она опускалась в воды Средиземного моря. Она пошла на дно, словно кусок черного сланца, но вскоре раскрылась, распустив листы бледно-зеленого цвета, отливавшего синим. Вот она пропала, вот показалась снова, растянулась, как но волшебству, устремясь к бесконечности, а вот опять стала книгой, но на этот раз она была больше самой Книги Познания. Она сделалась еще более нереальной, достигнув дна, где навстречу ей взметнулось облачко песка и скрыло ее от моего взгляда. Но она появилась опять, целая и невредимая, хотя слегка трепещущая; она лежала, любезно раскрывшись, и невидимые пальцы перебирали ее страницы.
— Какая жалость, что ты не закончил свою работу раньше, еще в отеле, — сказала моя тетка, — сейчас ты бы мог спокойно отдыхать, и ничего бы не случилось.
— Не пропадет, но станет новой, необычайной, незнакомой, — пропел капеллан.
А сестра его сказала:
— Смотрите-ка, она утонула.
Что же касается лодочников, то один засмеялся, а другой, не говоря ни слова, встал и начал раздеваться.
— Пророк Моисей! — закричал полковник. — С ума он, что ли, сошел?
— Пожалуйста, поблагодари его, милый, — сказала тетка, — скажи, что он очень любезен, но лучше как-нибудь в другой раз.
— Но мне, как-никак, нужна книжка, — жалобно сказал я, — без нее я не могу писать диссертацию. К другому разу от нее не много останется.
— Я вот что предлагаю, — сказала одна из дам, укрывшись за зонтиком, — оставим здесь это дитя природы, пусть себе ныряет за книгой, пока мы осматриваем другой грот. Высадим его вот на эту скалу или на уступ внутри грота, а к нашему возвращению всё уже кончится.
Мысль показалась удачной. Я усовершенствовал ее, предложив высадить также и меня, чтобы заодно разгрузить лодку.
Итак, нас с лодочником оставили на огромной, залитой солнцем скале у входа в маленький грот, где таилась Гармония. Назовем Гармонию голубой, хотя она скорее воплощает в себе чистоту — но не в обыденном, а в самом возвышенном смысле этого слова — чистоту моря, собранную воедино и излучающую свет. Голубой грот на Капри вмещает просто больше голубой воды, но она не более голубая. Такой цвет и такая чистота царят во всех гротах Средиземного моря, в которые заливается вода и заглядывает солнце.
Лодка отъехала, и тут я сразу понял, как неосторожно было довериться покатой скале и незнакомому сицилийцу. Он встрепенулся, схватил меня за руку и сказал:
— Пойдемте в тот конец грота, я вам покажу что-то очень красивое.
Он заставил меня перепрыгнуть со скалы на уступ через расщелину, в которой сверкало море. Он увлекал меня всё дальше от света, пока я не очутился в дальнем конце грота, на узенькой песчаной полоске, выступавшей из воды, словно островок из бирюзовой пыли. Там он оставил меня стеречь его одежду и быстро взбежал на скалу у входа. Мгновение он стоял обнаженный под ослепительным солнцем, глядя вниз, туда, где лежала книжка. Затем перекрестился, поднял руки над головой и нырнул.