Семь сестер. Сестра луны
Шрифт:
Из мальчиковой спальни послышался надрывный кашель, а через пару секунд на кухне возникла тщедушная фигурка Филипе. Он яростно тер кулачками глаза, стараясь окончательно проснуться.
– А что у нас на завтрак, мама? – вопросил он все еще сонным голосом. – Опять каша?
– Да. Я приготовила тебе мятный настой от кашля, милый.
Филипе скорчил недовольную рожицу, но уселся за стол и стал хлебать ложкой водянистую кашу из маиса.
– Ненавижу этот мятный настой!
– Но он же тебе помогает. Сразу становится легче дышать. Надо будет обязательно снова сходить к Микаэле. Может, она даст
Филипе испуганно раскрыл глаза во всю ширь и залпом осушил кружку с настоем мяты, которая стояла перед ним.
– Интересно, где это твой братец Карлос обитает? – спросила Мария у младшего сына. – Эдуардо сказал мне, что собирался сегодня взять его с собой в кузницу. Он уже достаточно взрослый мальчик. Может начинать обучаться кузнечному делу, как и его старший брат.
Филипе лишь молча пожал плечами в ответ и уткнулся носом в тарелку, избегая встречаться взглядом с матерью. Мария знала, мальчишка никогда не выдаст своего обожаемого брата.
И тут же, словно по сигналу, в пещере появился Карлос. Один глаз у него был сильно подбит.
– Привет, мама, – спокойно поздоровался он с матерью и плюхнулся на табурет рядом с братом.
Вместо того чтобы подать сыну миску с кашей, Мария склонилась над ним и внимательно обозрела нежную кожу вокруг затекшего кровью глаза.
– Что это, Карлос? С кем ты подрался на сей раз? – требовательно спросила Мария.
Карлос слегка отстранился от матери.
– Да это же ерунда, мама. Перестань зря шуметь…
– Опять, значит, дрался за деньги, да? Я не такая дурочка, Карлос. Знаю, мне рассказывали, что творится в заброшенных пещерах на самой вершине горы.
– Да нет же, мама. Просто вышла небольшая стычка с Хуаном из-за одной девчонки. Честно!
Мария лишь слегка прищурилась в ответ и молча подала сыну кашу. Иногда ее охватывало откровенное отчаяние при мысли о том, что все мужчины в ее семье не обращают ровным счетом никакого внимания ни на то, что она говорит, ни на то, что она делает. Разве что ее любимец Эдуардо прислушивается к маминым словам.
– Ты слышала новость, mi amor?
В пещеру вошел Хозе, Мария глянула на мужа. Он снял с головы черную шляпу с загнутыми полями, защищавшую глаза от яркого утреннего солнца.
– Что за новость? – сдержанно поинтересовалась Мария.
– В июне в Альгамбре пройдут состязания на лучшее исполнение фламенко. – Хозе уселся за стол напротив сыновей, даже не глянув на подбитый глаз Карлоса.
– Ну, и что из того? – Мария поставила перед мужем миску с кашей.
– А то, что в этом состязании могут принимать участие и любители! Конкурс глубокой песни, вот что это! Наш великий композитор Манюэль де Фалья задумал устроить самую настоящую фиесту фламенко – музыка, песни, танцы. И никаких профессиональных артистов старше двадцати одного года. Поскольку я уже давно не выступаю как профессионал, то вполне могу поучаствовать в этом состязании.
– И я тоже, – вполголоса пробормотала Мария.
– Конечно, и ты тоже можешь. Но разве ты не понимаешь, какой отличный шанс появляется у нашей Лусии? Там ведь будут все-все-все знаменитости: сам дон Антонио Чакон будет заседать в судейской коллегии.
– Так ты говоришь, что хочешь отправить на этот конкурс Лусию?
– Конечно!
– Но, Хозе, ей ведь всего лишь десять лет!
– Что не мешает ей уже быть королевой танца. – Хозе развернул руки ладонями вверх, а потом негромко прихлопнул в ладоши, выдавая тем самым свою внутреннюю взволнованность.
– Наверняка там у них будут, Хозе, особые правила в том, что касается участия детей. Иначе все честолюбивые родители захотят продемонстрировать судьям своих маленьких Макаррон, – вздохнула Мария.
– Наверное, ты права, но я все равно найду способ, как явить миру талант нашей дочери. А ты должна будешь сшить ей платье с таким длинным шлейфом, чтобы ее наряд сразу же бросался в глаза зрителям, – сказал Хозе и закурил очередную сигару.
Густые клубы табачного дыма поплыли над кухонным столом. Мальчишки поспешно доели свою кашу и тотчас же вышмыгнули из пещеры на улицу, догадавшись, что между родителями явно назревает ссора.
– У нас нет денег даже на пропитание, – ответила Мария, глядя на мужа. – Откуда же прикажешь мне взять деньги на новое платье для Лусии?
– Клянусь, я раздобуду эти деньги, – беспечно отмахнулся тот. – Быть может, это наш единственный шанс. Мы не должны его упустить.
– Но поклянись мне, Хозе, что ты не украдешь эти деньги. Умоляю тебя! – взмолилась Мария.
– Конечно, не украду! Что за глупости! Клянусь тебе именем своего отца! А ты же знаешь, я всегда держу свое слово! – Он широко улыбнулся и попытался обхватить жену за талию, но она выскользнула из его рук и поспешила вслед за сыновьями на улицу: надо закончить плетение корзины.
Мария медленно побрела в хлев, где хранила свои материалы для плетения, бок-о-бок с тощим мулом и козой. Ее единственное требование, которое она всегда предъявляла Хозе и сыновьям, – не красть. Никогда не брать чужого, как бы трудно им ни жилось. Она знала, что многие нуждающиеся цыганские семьи, обитающие в Сакромонте, не чурались такого заработка, и при случае какой-нибудь сорвиголова из местных мог запросто опустошить карманы зеваки на базарной площади. Как правило, кончалось все это плохо: воришек ловили и отправляли за решетку. Или суровый испанский судья выписывал им такой штраф, который многократно превышал сумму того, что было украдено. Закон не проявлял снисхождения к цыганам.
Пока ее семью бог миловал: Мария полагала, что ни муж, ни сыновья не промышляют воровством и держат когда-то данное ими слово. Но возбуждение, охватившее Хозе, блеск его глаз, все это красноречивее всяких слов говорило о том, что муж не остановится ни перед чем, чтобы раздобыть деньги на платье для Лусии.
Выйдя из хлева, Мария взглянула на Альгамбру и невольно вспомнила, как совсем недавно дочь говорила ей, что она обязательно будет танцевать там в один прекрасный день. И тут Марию осенило. Она поняла, что ей надо сделать. Еще раз вздохнула и смахнула слезы, навернувшиеся на глаза. Немного успокоилась и вернулась в пещеру, застав Хозе выскабливающим остатки каши из котелка.