Семь шагов к самадхи
Шрифт:
Там будут вершины и долины. Они исчезнут только тогда, когда исчезнет сознательное усилие. Когда метод уже не будет методом, когда метод станет самим вашим сознанием, когда вам не придется помнить о нем. Когда вы полностью забудете о нем, но все равно он будет развиваться, будет течь, двигаться. Когда вам не нужно будет поддерживать его, когда вам не придется даже думать о нем. Тогда он становится спонтанным, сахаджи. Это конечная фаза любой ступени. Помните об этом: благодаря постоянной практике, наступает мгновение, когда вы можете полностью отказаться от практики, но до тех пор, пока вы не можете отказаться от практики, вы еще не достигли.
Даосские
Помню одну историю, которую хотелось бы вам рассказать. В Бирме однажды намечалось строительство большого храма, и главные ворота должны были стать совершенно уникальными, не имеющими аналогов на Земле. Поэтому были приглашены многие дзенские мастера, даосские мастера, из них выбрали самого известного. У этого великого мастера была такая привычка, что когда он рисовал что-то, его главный ученик сидел рядом с ним, и когда он завершал работу, он спрашивал у своего главного ученика, хорошо ли он нарисовал. Если ученик говорил, что «нет», тогда он начинал заново. Так продолжалось до тех пор, пока ученик не говорил «хорошо».
Изготовление макета главных ворот храма стало действительно проблемой, потому что ученик всегда говорил «нет». Мастер нарисовал, по крайней мере, сто проектов, прошло много месяцев. Он работал неделями и когда макет был готов, он смотрел на ученика, который сидел рядом с ним. Ученик качал головой и отвечал «нет». Тогда мастер начинал снова. Он беспокоился: «Что происходит? Когда макет будет готов?» Это была для него такая сложная работа, как никогда в жизни.
Однажды это произошло. Чернила, которыми он рисовал, практически завершились, тогда он попросил ученика сходить и приготовить чернила. Ученик отправился готовить чернила и когда вернулся, заплясал от радости и сказал: «Теперь да! Почему у тебя до сих пор не получалось?»
Мастер ответил: «Теперь я понял. Я беспокоился. Что будет? Теперь я понял, что твое присутствие приносило мне беспокойство. В твоем присутствии я оставался техником. Я осознавал, что делаю что-то, присутствовало усилие. Я осознавал усилие, думал, ожидал, что на этот раз ты скажешь да. Это приносило беспокойства. Я не мог быть спонтанным. Когда ты ушел, я смог забыть о тебе, и когда смог забыть о тебе, я смог забыть также и о себе».
Потому что наше я есть реакция на других. Если другой остается в вашем сознании, ваше эго сохраняется. Исчезает и то и другое одновременно: когда исчезает другой, тогда исчезает и наше я, эго.
Мастер сказал: «Когда меня не было, все само собой нарисовалось. Этот макет нарисовал не я. Все те сто макетов, которые ты забраковал, были моими творениями. Но этот макет пришел через дао, через
Когда вы можете забыть метод, усилие, себя, другого, когда все отброшено и вы стали просто потоком энергии, спонтанным, тогда что-то на самом деле и достигается. Не раньше. Посмотрите, какое различие в подходе к рисованию на западе и на востоке и ко всему остальному. На западе вам нужно делать сознательные усилия, довести усилия до пика. Вы становитесь при этом техником и полностью теряете другую часть. На востоке вы становитесь техником и потом отбрасываете всю свою технику, становитесь снова невинными, простыми, как будто бы никогда не учились.
Однажды кто-то спросил у Уинстона Черчиля, одного из самых известных ораторов, которых рождал запад: «Разве вы не боитесь аудитории? Тысячи людей смотрят на вас, разве вы не боитесь, не пугаетесь? Разве у вас нет немного страха внутри?»
Черчиль ответил: «Обычно я всегда так поступаю, когда мне приходится выступать перед аудиторией, я думаю: как много глупцов! В то мгновение, когда эта мысль приходит ко мне на ум, я говорю хорошо и тогда не беспокоюсь».
Кто-то задал тот же вопрос дзенскому мастеру Ринзаи: «Вы говорите с тысячами, разве вас никогда это не волновало? Разве вы никогда не боялись? Разве вас никогда не охватывала внутренняя дрожь? Ведь среди вашей аудитории присутствует так много людей, судят, наблюдают, смотрят на вас».
Ринзаи ответил: «Когда бы я ни смотрел на людей, я говорю: я тоже здесь сижу. Здесь только я присутствую. Тогда все проблемы исчезают. Я один, эти люди тоже я».
Такова разница восточного подхода и западного. Черчиль представляет запад. Если другие глупы, то вы чувствуете себя в порядке, ваше эго усиливается. Вас они не беспокоят, потому что кто они? Никто. Ринзаи говорит: «Других нет. Они — это я, мои формы. Я — один. Я говорю, я также аудитория. Чего бояться?»
В ванной комнате, когда вы одни, вы можете прекрасно петь, практически каждый может петь. Извлеките того же человека из ванной, пусть он встанет перед вами и в то мгновение, когда он предстанет перед вами, он больше не сможет петь, не сможет издать даже звука. Страх парализует горло: он не один, есть другие, они будут судить. В то мгновение, когда появляются другие, появляется страх. Но тот же самый человек прекрасно напевал, прекрасно пел в ванной комнате, когда там никого не было.
То же самое происходит тогда, когда вы можете наблюдать в других себя самих. Тогда вся земля становится вашей ванной комнатой, вы можете петь, можете танцевать. Других больше нет, некому судить. Вы смотрите такими глазами, и смотрите глазами других также. Тогда это становится космической игрой энергии во многих формах. Но завершение любого метода, отсутствие самого метода, тонкая кульминация любой техники, не использовать технику, быть невинным. Все усилия направлены лишь на то, чтобы спонтанно отбросить все усилия.
Есть два вида непривязанности: обычная и тонкая.
Обычная непривязанность — это начальный аспект вираги, непривязанности. Тонкий аспект — спонтанность, цель, другой аспект, когда все вещи становятся спонтанными.
То отношение непривязанности к объектам желаний, в котором ищущий знает, что не есть ни наслаждающийся, ни тот, кто совершает действия, ни тот кто отказывается, ни то, от чего отказываются, зовется обычной непривязанностью.