Семь шагов к Сатане
Шрифт:
Я наступил на него. На шаре загорелся еще один символ…
Мой… или Сатаны?
Лихорадка полностью овладела мной. Глаза сверкали, как у Сатаны. Сердце билось, как барабан, пальцы похолодели, голова была охвачена сухим электрическим жаром. Маленькие огненные отпечатки танцевали и дрожали в своем нетерпении вести меня дальше.
– Возьми меня! – звал один.
– Нет, меня! – призывал другой.
Звали к себе драгоценная корона и скипетр. Я увидел на троне призрак – самого себя, торжествующего, увенчанного короной, со скипетром в руке, за моей спиной Сатана, а весь мир у моих ног!
Может быть, правда,
Но их желания были и моими. Меня не нужно было подстегивать. Я хотел идти дальше. В конце концов те два отпечатка, на которые я наступил, могли быть и счастливыми. В худшем случае, если учитывать наиболее вероятное, счет наш равный. Но если так, то нет особого риска в том, чтобы наступить еще на один след.
Что на шаре?
Ах, если бы я мог знать! Если бы мог знать!
И вдруг меня охватил холод. Как будто призрак отчаяния всех тех, кто поднимался передо мной и проиграл, отогнал голодные призраки желаний.
Блеск короны и скипетра потускнел и стал зловещим.
На мгновение мне показалось, что передо мной сверкают не отпечатки детских ног, а – все семь – следы копыт!
Я взял себя в руки и взглянул на Сатану. Он сидел, наклонив вперед голову, глядя на меня, и с сильным шоком я понял, что он всей силой своей воли заставляет меня подниматься выше. И сразу после этого восприятия пришло и другое. Как будто рука коснулась моего плеча, подталкивая вперед, и тут же, как будто чьи-то губы прошептали это мне прямо в уши, послышалась противоположная команда, приказ:
– Остановись! Остановись немедленно!
Голос… Евы!
Целую минуту стоял я, сотрясаемый этими противоположными импульсами. И вдруг мозг мой прояснился, лихорадка прекратилась, очарование сияющих следов и страсть к короне и скипетру прошли. Я снова повернул лицо, мокрое от пота, к Сатане.
– Достаточно… на этот… раз! – выдохнул я.
Он молча смотрел на меня. Мне показалось, что за холодным блеском его взгляда чувствовался гнев от неосуществленной цели и какое-то злобное удивление. Он заговорил.
– Право игрока. Вы можете остановиться, когда хотите. Оглянитесь.
Я повернулся и взглянул на шар.
Оба отпечатка, на которые я наступил, принадлежали – Сатане!
10
Я слуга Сатаны на год, обязанный выполнить любой его приказ.
Остальную часть дня я провел в своей комнате, размышляя и надеясь услышать кошачью поступь Баркера. Ясно, что моя свобода по-прежнему ограничена. Я еще не могу действовать со всей сворой. Осторожный зондаж во время возвращения в сопровождении Консардайна, намек на то, что теперь, поскольку я вступил в число слуг князя тьмы, мне нужно получше познакомиться с его крепостью, встретили вежливый, но твердый отказ. В качестве врача он прописал тишину моей комнаты как успокоительное после того напряжения, которое я испытал.
Конечно, я надеялся случайно
Ожидая, я пытался проанализировать лихорадку, которая так подгоняла меня. Я считал себя более хладнокровным и уравновешенным. На самом деле я был одновременно пристыжен и обеспокоен. Если признать, что интенсивность страсти, которую я ощутил, навязана мне Сатаной, что это его воля гнала меня вверх по ступеням – что ж, такое объяснение могло хоть немного смягчить мою уязвленную гордость.
Но в таком случае хоть моя воля и сильна, как я и считал раньше, она гораздо слабее воли Сатаны. Я не приписывал себе заслугу остановки перед следующим шагом, который мог сделать меня навсегда принадлежащим ему. Меня остановил предупреждающий шепот, принадлежал ли он Еве или моему собственному подсознанию.
И меня удивляло отношение Сатаны. Почему он так стремился заставить меня идти дальше? Просто природный инстинкт игрока? Стремление выиграть? Или вид двух символов на его стороне шара вызвал в нем кровожадность? Если бы один или два отпечатка были на моей стороне, как бы он действовал?
Или он с самого начала хотел, чтобы я шел до конца… и проиграл?
Но если так – то почему?
Я не мог ответить на эти вопросы. Не появился и Баркер. Наконец с помощью Томаса я переоделся и был сопровожден через стены и лифты в еще одну огромную комнату, размеры и украшения которой вполне могли принадлежать пиршественному залу Медичи в период расцвета этой величественной семьи. Больше двух десятков мужчин и женщин во главе с Сатаной сидели за большим овальным столом, безупречный вечерний костюм Сатаны придавал ему подчеркнуто сардоническую ноту. Очевидно, я опоздал, но, столь же очевидно, формальностям здесь не придавали значения.
– Наш новобранец – Джеймс Киркхем.
И без всяких дальнейших представлений Сатана знаком показал мое место. Остальные улыбнулись, кивнули и продолжали разговаривать.
Садясь, я с тайным удовольствием заметил, что моя соседка справа – известная актриса, чье имя не сходит с бродвейской рекламы. Быстрый взгляд вдоль стола обнаружил игрока в поло с завидной американской родословной и международной известностью и блестящего адвоката, пользовавшегося отличной репутацией у руководителей Демократической партии. Остальные были мне неизвестны, но на всех была печать интеллигентности. Если собравшиеся были адекватным срезом двора Сатаны, его организация действительно необычна, как он и хвастал. Евы здесь не было. Был Кобхем.
Уолтер сидел справа от актрисы. Во время обеда я заставлял себя быть любезным с ним. Ради собственных интересов я не хотел приобретать врагов. Вначале он был скован, потом растаял. Пил он много, но, как с интересом заметил я, не столько, сколько ему хотелось бы. Совершенно очевидно, что Уолтер любил выпить. Вначале я решил, что именно ограничение, которое наложил на себя Кобхем, вызывает в нем враждебность к другим присутствующим и особенно осторожность в выражении мнений. Но потом понял, что именно выпитое вызывало в Кобхеме страсть к правде, презрение к эвфемизмам и околичностям. Он хотел неприкрашенных фактов, и никаких уклонений. Как он выразился, «никаких махинаций с формулами». В сущности это был тип пьяницы in-vino-veritas со страстью фундаменталиста. Он был забавен.