Семь «шестерок»

Игнатьев Олег Геннадьевич

— Заело, да? Не бери в голову!

Смех у него был неприятный, иногда клокочущий, сипяще-булькающий, а иной раз металлически-скребущий, как железом по стеклу. Хотелось, чтобы он заткнулся.

— Чья работа?

— Юрки… тьфу! — осекшись, сплюнул Файдыш. — Юркие мы люди, фулюганы… Я писал.

— Графологи проверят, — «не заметил» оговорки Климов и спрятал конверт. — Чего уж проще.

Скулы Файдыша покрылись желтизной.

— Давай, шустри, — он покачал ногой. — Не первая отсидка, не загнусь.

Ему привычней было изъясняться на жаргоне.

Климов оценил его тактику. Тот, кто на первый взгляд бесцельно уклончив, всегда имеет четко осознанное и вполне конкретное намерение. Говоря нормальным, обиходным языком, Файдышу труднее было удержать в себе правдивые ответы. Искаженная речь легко извращает и мысль. Но, как бы там ни было, Климов искал и находил все новые и новые доказательства того, что Файдыш причастен к угону «шестерок», а возможно, и к убийству.

Тимонин допросил Рудяка, и тот показал, что две предпоследние «тачки» он прятал в зоне аэропорта, в одном из заброшенных ангаров. Поди, найди их! Ни за что не сыщешь. Куда девалась малахитово-зеленая, седьмая, он не знал. У Сячина, наверное. Он ее присвоил. Как главарь и вдохновитель.

Проведя наедине с Файдышем три с половиной часа, Климов решил прервать допрос и отправил арестованного в камеру.

— Сы-па-сипа, начальник, — ернически имитируя восточную речь, ощерился тот и прижал руки к груди. Климов простил ему такую вольность. С ним еще сегодня побеседует Тимонин.

После обеда позвонил Гульнов.

— Бицуев в Караганде.

— Невеста сообщила?

— Она, милая.

Глава 11

Андрей вернулся из Караганды с Бицуевым.

Когда они вошли, Климов мазнул ладонью по столу, сдул крошки хлеба. С того момента, как приступили к обезвреживанию банды, он практически не ночевал дома и, естественно, обжился в кабинете.

Пейте кефир и не забывайте про чеснок — и доживете до ста лет. Вот железный лозунг человека, выпавшего из семейной колеи.

У Бицуева был жалкий, подавленный вид. Он медленно провел по лбу рукой, от одного виска к другому, потом еще раз, собирал кожу в складки, и, не поднимая глаз, начал давать показания.

Гладко выбритый, пахнущий хорошим одеколоном, он говорил о нападениях на гаражи так, словно речь шла о мальчишеских набегах на соседские сады. Заботясь о точности выражений, растягивал слова и фразы. Видно было, что про себя он давно решил говорить правду. Его ответы отличались ясностью. Участвовал? Да. Где? Там-то. Единственно, что вызывало заминку, это числа. Дни помнил, а числа нет. Да оно и понятно: он собирался жить, а не давать показания.

Климов нащупал у себя в кармане скрепку, попробовал, как гнется. Со слов Бицуева выходило, что на стрелковый клуб напали Сячин с Файдышем. Сячин выточил кастет, а Файдыш сделал нож. Кинжал с наборной ручкой. Перед нападением оделись нарочно приметно: Сячин натянул на себя тельняшку, а Файдыш — клетчатые брюки. Стибрил в каком-то дворе, висели на веревке. В ту же ночь они пытались раздобыть оружие в университете.

— А кто украл баллоны с закисью азота?

— Я

не знаю.

— Из городской больницы?

— Чес-слово… это не при мне.

— А вы где были?

— Там, где меня взяли.

— В командировке, что ли? — усмехнулся Климов и намотал на палец разогнутую в проволоку скрепку.

Бицуев скривился.

— Не по мне все это было. А когда он попытался… ну… — в голосе его послышались негодование и стыд, — в общем, он невесту мою, эту, вы еще тогда записывали ее адрес, чуть не изнасиловал… мы с ним подрались.

— Он — это Рудяк?

— Нет, Файдыш.

Климов нахмурился. Позже, анализируя привычки и характеры Бицуева и его двоюродного братца, он придет к выводу, что они должны были поссориться, поссориться смертельно.

— Невеста нам об этом не сказала.

— Кому охота? — пожал плечами Бицуев. — Замуж собиралась.

Климов смотал с пальца скрепочную проволоку, согнул ее в кольцо, подбросил на ладони.

— Ружье ты стащил?

— Рудяк.

— А пистолет?

— Сячин сказал, что выменял его на ящик водки.

— У кого?

— У чабанов каких-то.

— Вальтер?

— Да.

— Вы из него стреляли?

— Нет. Патронов мало.

— Сколько их у Сячина?

— Штук шесть, а может, семь. Точно не знаю.

— Скажи-ка, Юра, а кассиршу…

Бицуев резко мотнул головой.

— Сяча убил.

Климов отложил в сторонку скрепочное кольцо, включил магнитофон.

— Давай-ка поподробнее.

Бицуев сник. Сидел понурившись, часто облизывал губы, и в этом облизывании было что-то глупо-животное, отталкивающее своим утробным проявлением страха. Во всем облике читался ужас перед камерой и неизбежным наказанием. Потом заговорил, трудно и медленно выталкивая из себя слова.

Основной целью Сячина было нападение на банк, завладение огромной суммой денег. Для этого они все вместе, вооруженные обрезом, пистолетом и дубинкой, разъезжали по городу, изучали маршруты банковских машин, время инкассации, пути обеспечения безопасности при нападении и после ограбления. При поездках пользовались гримом, наклеивали бороды, усы, рядились в яркие одежды. Было намечено шесть мест. Общая схема нападений выглядела так, как это и предполагали Климов с Андреем. К магазину «универсам» приезжали несколько раз. Были готовы.

— Но там же людно? — сказал Климов.

Бицуев кивнул.

— Я тоже это говорил, но Сячин усмехался. Людно, да не очень. И потом, — Бицуев как-то упрямо посмотрел на Климова, — что может человек с авоськой против пистолета и обреза? Ничего. Два спаренных ствола, картечь в патронах… Людей там можно было положить с десяток. Кто же сунется? Старушка с палочкой? Пенсионер с медалькой?

— Убедил, — согласился с ним Климов.

Бицуев продолжал. После всевозможных прикидок, Сячин выбрал пятачок у ресторана «Чайка». Накануне Файдыш выкрутил пробки уличного освещения, но план осуществить не удалось: в момент приезда инкассаторов около ресторана остановился автобус, из которого стали выходить спортсмены, затем подъехали две «Волги».