Семь смертных грехов

Квятковский Тадеуш

– Справедливость восторжествовала, – ответил брат Макарий.

– И иезуиты убрались прочь, не так ли?

– Убрались, ваша милость. Обрадованный вельможа громко рассмеялся:

– Ты это сделал?

– Милостью святого Петра.

– Да ты, я вижу, со святыми запанибрата.

– Они меня очень любят.

В разговор вмешался толстый шляхтич:

– Этот поп говорил, что милостивая пани Фирлеева больна.

– Правда? – спросил вельможа брата Макария.

– Сущая правда.

– А почему тот бездельник говорил, что

здорова? – не унимался шляхтич.

– Как же так? – удивился магнат.

– Не люблю, когда меня перебивают, – сказал брат Макарий. – Раз меня не слушают, я уйду в замок.

– Я бы его палкой проучил, – посоветовал шляхтич. – Это какое-то мошенничество.

– Успокойся, почтенный, – одернул вельможа своего приближенного. – А ты, отец, рассказывай, что там происходит.

– Да он смотрит на меня так, словно я его отца зарезал.

Вельможа знаком приказал шляхтичу удалиться. Тот пробурчал что-то про себя и, высокомерно задрав нос, отъехал в сторону, повернулся к ним спиной и опустил поводья.

– Рассказывай, отец, я сгораю от нетерпения.

– Начну с начала. Когда я явился во второй раз в этот замок, – квестарь показал на возвышавшиеся позади него толстые стены Тенчинского замка, – иезуиты…

– Ну, говори, что иезуиты?… – спросил возбужденно вельможа. – Ты их выгнал?

Квестарь кивнул печально головой, делая вид, что очень огорчен.

– Ох, выгнал.

– Вот и хорошо. Деревню тебе стоило бы дать за это, но, как я припоминаю, ты мирскими благами пренебрегаешь, значит, бог вознаградит тебя.

– Я тоже так думаю. Так вот, когда я выгнал иезуитов…

Терпение вельможи уже иссякло, ему хотелось скорее попасть в замок. Поэтому он прервал речь брата Макария:

– Доскажешь потом. А теперь веди меня к моей родственнице – пани Фирлеевой. У меня к ней спешное дело: надо одну новость сообщить. Весь Краков знает, что ее избавили от этих жадных монахов. Я сам пожертвовал большую сумму, чтобы отслужили благодарственный молебен, а ей хочу передать одно известие, касающееся семейных дел.

– Ты сможешь, ясновельможный пан, все ей рассказать.

– i Ах, – обрадовался вельможа, – ты, отец, свою награду заслужил. Жаль только, что ты излишне скромен.

– Не будем тратить времени. Госпожа с нетерпением ждала твоего приезда.

– Ты правду говоришь? – радостно воскликнул вельможа.

– Как на исповеди, – заверил квестарь.

Вельможа тронул коня. Брат Макарий пошел у стремени. За ними двигался пан Тшаска, а еще дальше – вспыльчивый шляхтич.

– А вотчины в порядке? – снова спросил вельможа.

– В полном порядке. Урожай богатый.

– А пани Фирлеева ничего иезуитам не отписала?

– Ни одной души.

– Знаешь, – придержал коня вельможа, – надо будет все-таки придумать тебе какую-нибудь награду, Ты молодец из молодцов. Как только я подумаю, что все это, – он показал рукой вокруг, – все эти богатства, прекрасный замок, огромные вотчины будут

моими, у меня просто дух захватывает. Ты не понимаешь, отец, что значит – иметь. А я, признаюсь, уже потерял всякую надежду.

В это время послышался звук колотушки, и на мосту появилась траурная процессия. Впереди шел отец Лаврентий с деревянным крестом, за ним, надвинув капюшоны, отцы Поликарп и Ипполит, певшие замогильными голосами молитвы. Позади шли четыре работника, несшие окутанное саваном тело Мацека. Стража расступилась, и процессия, не обращая внимания на всадников и брата Макария, обошла их и направилась к слободе. Колотушка стучала в такт траурной мелодии. Фальшивое пение монахов разносилось по всей околице.

Кони задрожали в испуге. Потрясенный пан Тшаска перекрестился. Вельможа растерянно смотрел на квестаря.

– Что это такое? Похороны? – спросил он после того, как погребальная процессия скрылась за придорожными кустами.

– Да тут один умер.

Пан Тшаска сидел сгорбившись в седле и беспрестанно крестился,

– Плохая примета, ясновельможный пан, – прошептал он, с трудом раскрывая рот. – Ох, плохая примета.

– Э-э, глупости, – крикнул вельможа. – Кто-то умер, вот и все. Наверное, старик какой-нибудь.

– Молодой, еще двадцати лет не было, – объяснил брат Макарий.

– Кто-нибудь побил его. Видимо, непослушным слугой был.

– Его очень любили, – продолжал брат Макарий.

– Что же с ним случилось? – сердито спросил вельможа.

– Да отцы-иезуиты, уходя отсюда, страшное заклятие на замок наложили: что ни день, то кого-нибудь смерть уносит.

Пан Тшаска перекрестился и так рванул повод, что конь чуть не встал на дыбы. Вельможа судорожно глотнул слюну.

– Заклятье? Какое заклятье?

Брат Макарий благоговейно вздохнул:

– Да вот какое: кто не ходил на богомолье в Ченстохов и попадет в этот проклятый замок, тот скоро умрет.

Вельможа беззаботно рассмеялся:

– Ну, я-то в Ченстохове бывал.

– Это еще не все, – сказал отец Макарий. – Уцелеть может лишь тот, кто посещает пани Фирлееву с добрыми намерениями. А если задумает что-нибудь недоброе да скроет это, – обязательно умрет. Пани Фирлеева принимает всех. Нашлось несколько таких удальцов – их трупы и сейчас лежат в часовне, ожидая погребения. Ну, ваша милость, пойдем, а то милостивая пани ждет и, наверное, беспокоится.

– А это кто был? – спросил вельможа.

– Да человек один, хотел было обделать выгодное дельце, но не успел переехать мост, как его горячка хватила. Ну, полежал да и умер.

– Это правда? – побледнел вельможа.

– Правда. Ну, идем, идем, нам пора.

Однако вельможа потерял охоту въезжать на мост. Сняв шапку, словно ему вдруг стало жарко, он вздохнул.

Пан Тшаска, вытаращив глаза, со страхом поглядывал то на мост, что находился в нескольких шагах от него, то на кусты, за которыми скрылась процессия.