Семь свиданий
Шрифт:
— Пока, — бросила короткий взгляд на брата Гриши, — спасибо, что подвёз. Как теперь возвращаться будешь?
— Не переживай, это я с тобой аккуратно старался ехать, обратно вернуться не составит труда.
— Ааа, — протянула в ответ и, пытаясь усмирить неловкость, всё-таки вышла из автомобиля.
Но после того, как она закрыла дверь, и направилась было к подъезду, со стороны водительского места выскочил Валентин. Оперев руки на тёмную крышу тачки, он крикнул:
— Лена! Подожди!
— Что? — обернулась, удивлённо поднимая брови.
— Ты теперь своя. Ильина, короче.
—
— А Гриша точно своих не бросает! Он обязательно позвонит или приедет!
— Передай ему, если он вздумает ко мне сунуться, я ему откушу нос! Не прощу за то, что бросил и за то, что заставил два раза общаться с бабулей.
Блондин в голос расхохотавшись, ударил ладонью по крыше автомобиля.
Вот дурак! Она же говорит совершенно серьёзно!
— Передам! — бросив напоследок, он вернулся в салон.
Мотор натужно взревел, и Лене проводив взглядом удаляющуюся машину, ничего другого не оставалось, как уныло поплестись в сторону дома.
Глава 12
Гриша
Он замер возле окна, внимательно разглядывая двор. Первый этаж. Угловая комната для гостей. Темнота. Она не должна никак его заметить. Стоит, о чём-то спорит с Валькой возле его машины, хмурится, кусает губу, как всегда, прекрасная в своих искренних эмоциях. Такая уже до боли родная, но которая в один миг стала чужой…
Сердце снова от этой мысли протяжно заныло, словно напоминая о том, что оно ещё существует в груди…
Тихий скрип двери, монотонное тарахтение по ламинату колёс. Даже не надо оборачиваться, чтобы понять, кто притих позади. Мама всегда умела безошибочно находить его в самых укромных местах. И именно тогда, когда особенно была нужна.
Холодная ладонь легла на поясницу, поглаживая оголённую спину. Утешая.
— Как ты? Бабушка сказала, что наконец-то «эта пигалица» покинула наш дом…
Недовольно фыркнула на фразочки бабули.
— Всё хорошо…
Рука на спине замерла. А потом, слегка похлопав, исчезла. Мама проехала к окну, отодвигая немного занавеску. Тоже вгляделась в происходящее во дворе.
Лена как раз в этот момент смотрела на Вальку снизу вверх, шокируя своей сногсшибательной улыбкой. Той самой, от которой никто никогда бы не смог устоять. Вот и брат оторопело замер возле машины.
Под ложечкой засосало.
— Она такая красивая. Кажется, Валечка немного растерялся… — мамин голос как поток прохладного воздуха в разгорячённую ночь.
— Да. Она идеальная. Лучше всех.
— Наша?
— На все двести процентов. Поэтому и хотел познакомить с тобой.
Машина завела мотор. В салоне погас свет, окончательно скрывая образ возлюбленной. Какой-то миг и двор опустел, ворота закрылись. Снег, медленно танцуя под фонарным освещением, опускался на землю.
— Она бы тебе обязательно понравилась.
— Я в это верю. Привезёшь как-нибудь ещё? — тоненькая кисть отпустила занавеску, и женщина взглянула на сына.
Мама. Такая всегда тактичная, чуткая. Понимает: что-то произошло и всё равно не лезет в душу, терпеливо ожидая, когда сын поделится о наболевшем сам.
Подхватив её прохладные ладони своими, он принялся
— Прости, но она больше не приедет.
Голубые глаза под тусклым светом уличного фонаря блеснули удивлением. Тяжело вздохнув, Гриша опустил уже тёплые пальцы и направился в сторону небольшого дивана. Включил ночник. Разглядывая жёлтую лампу, проговорил:
— Судьба — странная штука. Ты не находишь? Со мной так точно вечно играет как кошка с мышкой, сначала дразня свободой и счастьем, а потом резко эту мечту отбирая. Ты, как никто, знаешь, что я никогда не жаловался на превратности судьбы, терпеливо снося все невзгоды. Если падал — отряхивался и шёл дальше по своему пути. Каким бы он ни был.
Грустно улыбнулся. Бухнулся тяжело на диван и, закрыв лицо руками, поник головой. Мама, не выдержав звенящего напряжения, подъехала ближе и принялась уже гладить широкими движениями по плечам и спине.
— Всё хорошо, Гришенька. Ты правильно говоришь. Ты сильный, у тебя всё обязательно получится. Хочешь, я чаю сделаю? А ты приготовишь печенье «минутку»? Наше любимое.
— Я трус, — донеслось гулко из-за закрытых ладоней.
— Нет, конечно! — возмущённо. — Откуда такие мысли? Если бы не ты, мы бы уже давно жили на улице. Только благодаря тебе часть бизнеса Павла ещё в наших руках, а у меня через неделю состоится очередная операция.
И снова молчание. Густое. Предгрозовое. И действительно Гриша через время принялся произносить страшные слова.
— Это её я вынес последней из пожара шесть лет назад…
— Не может быть! — тихо охнула мать, сразу догадавшись, о ком он говорит. Прижала испуганно руку ко рту.
— До сих пор эта картина стоит перед моими глазами, будто всё произошло вчера. Я ведь уже возвращался к выходу, полагая, что зал полностью пустой и удалось спасти всех гостей. А когда натолкнулся на её ноги, торчащие из-под балки, думал, что рухну там же, ведь первые секунды трусливо посчитал, что эта девушка уже не жилец. Она лежала словно поломанная кукла. Обездвиженная, с обугленной кожей и зияющей раной на груди. До сих пор помню ошмётки жёлтого цветастого платья на контрасте с чёрной от копоти кожей…
— Боже… — едва различимый выдох матери вместо потерянных в миг слов.
— Она была как пушинка. И подарила мне вторую жизнь, когда на моё тормошение неожиданно приоткрыла глаза.
Он отстранил руки от лица и поднял голову. В медовых радужках стояли слёзы, готовые вот-вот пролиться солёными дорожками по смуглым щекам.
— Гриша…
Он даже не попытался её остановить. Эту злую, горькую влагу. Только губы скривил в болезненном оскале, продолжая говорить.
— И вот спустя шесть лет она жива. Смеётся. Ходит на работу. Но только так и осталась цепями связана с тем роковым днём. Она боится огня. До паники. Сегодня увидев зажжённую конфорку, упала в обморок. А потом ещё пыталась убедить, что всё хорошо и она привыкла с этим жить. Как?! Как мне после этого обещать ей свою поддержку и заботу? Говорить, что защищу от всех бед. Если Лена узнает, что это по моей вине она стала калекой — никогда этого не простит.