Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести
Шрифт:
— Чего копаешься? — не выдержал Дугин. — Давай мне.
— Копайся не копайся… — пробурчал Филатов, вставая. — На трёх банках ноль — и все дела.
— Ноль?! — Семёнов изменился в лице. — Что там, Дугин?
Дугин встал, с ненужной аккуратностью почистился от снега. Ничего больше не спрашивая, Семёнов нагнулся над вторым аккумулятором и сорвал с него войлочный чехол. Выпрямился, тяжёлым взглядом обвёл обоих механиков.
— В Мирном проверяли аккумуляторы?
— А как же, Сергей Николаич, — торопливо
— Ты сгружал?
— Я… Мы вместе с …
— Не ронял вот этот?
Филатов вздрогнул и медленно обернулся к Дугину. Тот недвижно стоял, вперив взгляд в аккумулятор.
— Ну? — резко напомнил Семёнов.
— Не ронял я его, Сергей Николаич…
— Так почему же, — Семёнов говорил тихо, а каждое слово врубалось хлыстом, — в его корпусе трещина? Вот она. Через неё из всех трёх банок вытек электролит… Выкинуть эту рухлядь!
Семёнов гневно пнул аккумулятор ногой.
— Погоди, Сергей, — спокойно и увещевающе произнёс Гаранин. — Мы-то с Сашей не очень в этом деле… Вышел из строя аккумулятор? Ну и что? Свет на нём клином сошёлся?
«Может, и сошёлся», — взглядом ответил ему Семёнов.
«Тем более нужно держаться достойно», — взглядом сказал Гаранин.
— Может, это я уронил, когда перетаскивал в дизельную, — виновато предположил Бармин. — Конечно, это, наверное, я.
На слова Бармина никто не обратил внимания.
— Чего вы на меня все смотрите? — вдруг взорвался Филатов. — Не ронял я его! Не ронял!
— Что ты Веня, тебя никто и не обвиняет, — мягко сказал Гаранин. — Я уверен, что трещина могла образоваться от разницы температур. А, Сергей?
Семёнов покачал головой, повернулся к дизелю и замер. Рядом стояли Бармин и Гаранин.
Филатов, которого будто что-то душило, сделал шаг к Дугину, рванул подшлемник. Дугин отшатнулся.
— Ах ты, сволочь, — сорванным шёпотом. — Смолчал, сволочь…
— Дугин, — позвал Семёнов, не оборачиваясь. — Готовь дизель к ручному запуску.
— Само собой, Николаич. — Дугин торопливо подошёл к дизелю. — Сначала картер нужно лампой прогреть.
— Сколько тебе на это понадобится времени?
— С полчаса, не меньше, масло-то застыло.
— Какая сволочь!.. — Филатов, шатаясь, побрёл к двери. Распахнул её, содрогнулся в жестоких спазмах. Бармин быстро подошёл, стал гладить его по спине.
— Да забудь ты про этот аккумулятор, чёрт с ним, — ласково, как ребёнка, начал успокаивать он. — Идём, разведу тебе сгущенки, чайку выпьешь…
— Наизнанку… всю душу… — чуть слышно простонал Филатов. — Сволочь… вот этими руками…
Бармин с тревогой прислушивался. К ним приблизился Гаранин.
— Ну, что вы там? — окликнул Семёнов, не заметив предостерегающего жеста Бармина. — Слышали? Будем запускать вручную.
—
Филатов рванулся было на свежий воздух, но его силой удержал Гаранин.
— Ты просто очень устал, Веня, — сказал он. — Саша, помоги ему лечь отдохнуть.
Филатов сбросил с плеча руку Гаранина, всхлипнул. К нему подошёл Семёнов.
— Молод ты ещё подыхать, Веня, — дружески улыбнувшись, сказал он. — Забыл, что «Москвича» хотел купить и на юг махнуть?
— К чёрту! — всё громче всхлипывал Филатов. — Всех к чёрту!
Семёнов пристально всмотрелся в него, неожиданно схватил одной рукой за грудь, а другой ударил по лицу, один раз, второй. Филатов отшатнулся, сжал кулаки и дико расширил глаза.
— За что, гад?
— За то, что не хочешь жить, сукин ты сын! — заорал Семёнов. — А я заставлю тебя, понял?
— Не заставишь…
— Заставлю — силой!
— Не имеешь права…
— Ошибаешься, имею! — Семёнов снова встряхнул Филатова и толкнул его на покрытую спальным мешком скамью. — Возомнил о себе, пацаньё! Хозяин твоей жизни на станции — я! Ты лишь оболочка, в которой она трепыхается, понял?
— А ты… — Филатов попытался подняться.
— Как разговариваешь, мальчишка! — загремел Семёнов, силой удерживая Филатова на месте. — Мы с тобой на брудершафт не пили!
— Хорошо… — Глаза Филатова постепенно приобретали осмысленное выражение. — После зимовки я тебе… я вам… кое-что припомню. Память, отец-командир, у меня хорошая… Так врежу!
— Вот это «речь не мальчика, но мужа», — согласился Семёнов. — После зимовки. Тогда что — по рукам?
Филатов растерянно пожал протянутую ему руку. Криво усмехнулся, встал.
— Так врежу…
— Подготовился, Женя? — деловито спросил Семёнов — Одной лампы хватит или лучше двумя?
— Ещё сожжём друг друга… А можно и двумя.
— Веня, — окликнул Семёнов, — бери вторую лампу. И по-быстрому, время не ждёт.
Пока механики разогревали картер дизеля, Семёнов, прикрыв глаза, отдыхал и приводил в порядок свои мысли.
В то мгновение, когда он понял, что из второго аккумулятора вытек электролит и стартёрный запуск стал невозможен, сознание безысходности затуманило мозг. Двое суток собирали дизель, не только душу — плоть свою, сердце, лёгкие и кровь вложили в него, и всё перечеркнула ничтожная трещина в корпусе аккумулятора. Вспомнилось чьё-то: «Улыбочка, как трещинка, играет на губах». Нет, не улыбочка — ехидная усмешка, гримаса пиковой дамы! И не играет, шипит: «Зря старались, голубчики, дизель ещё попьёт из вас кровушки!»