Семьдесят семь бантиков
Шрифт:
– Или кажется, или я это слышу? – Кикимора Болотная прислушалась. – Вроде как стреляют?
– Это я, – призналась Кикирилла.
Бабушка распахнула глаза.
– Стреляешь?
– Боюсь! Сердце колотится.
Бабушка уставилась на внучку.
– Сердце?! У Кикимор нет сердца!
– У меня есть…
– Замолчи! Сейчас же замолчи!
Кикирилла покраснела и смутилась. Краснеть надо отвыкать, а привыкать зеленеть. Кикиморам Болотным положено зеленеть.
– Между прочим, купила новую шапку горгоны, – Кикимора Болотная
– Ничего себе! – растерялась Кикирилла.
Хотя лицо Кикиморы Болотной окружал венок змей, сама старушка выглядела счастливой. Шапка стала сползать набок – очень медленно, но неуклонно. Змеи пытались ее уравновесить.
В школе Кикириллу учили, как обращаться со змеями горгоны. Главное, не бояться, не питать их своим страхом. Но этого, конечно, мало. Учительница Жаба-Ужаба сначала угостила учеников специальным антизмеиным снадобьем. Эта прививка ну очень невкусная. К красной глине добавляется зола, перетертая змеиная чешуя и помет белки, которую укусила гадюка. Потом все это перемешивается, взбалтывается, три недели настаивается на дне болота и долго томится в печи.
Кикирилла, конечно, понимала, что опасности нет, но шапка сползала все ниже, а змеи извивались все яростнее. Бабушка поправила шапку и громко расхохоталась. Кикирилла разозлилась. Леший ее побери! Прикололась, значит?
– Ладно, будем считать, шутка не удалась, – примирительно кивнула Кикимора Болотная. – Хотела, чтобы ты немного расслабилась, а то ходишь, как будто тебя заморозили. Слушай, давай превращусь в тебя и пойду на экзамен? Уж я-то не завалю.
– Сама справлюсь, – отказалась Кикирилла.
– Уверена? – и бабушка вдруг надела шапку на голову внучки.
Раздвоенный змеиный язык завибрировал, потянулся к Кикирилле. Она вспомнила, чему учила ее Жаба-Ужаба, и щелкнула змею по лбу. Змея зашипела от обиды. Другие змеи как будто выстрелили вверх, из их пастей посыпались острые жгучие искры.
«Это что-то новенькое», – присмотрелась Кикирилла.
Бам-с! Бам-с! Бам-с! – Одной, второй, третьей.
От щелчков змеи все уменьшались и уменьшались, словно от них отрезали по кусочку.
Одна змея все-таки стрельнула ядом и попала на зеленый шарф. Кикирилла потянулась к ней – хотела завязать в узел. Уловив настроение внучки, бабушка сняла с нее шапку и вернула в сумку.
– Вещь не порть, – она пытливо уставилась на Кикириллу. – Совсем не страшно?
– Теперь пятно останется.
Кикирилла ошиблась, яд прожег шарф насквозь.
– Ты храбрее меня, – обрадовалась Кикимора Болотная. – Я в своe время от этой шапочки визжала от ужаса. Представляю, какая получится гремучая смесь, если ты ещe и черные бантики получишь. Тебе и Тон Мракович нипочeм будет.
С этой змеиной шапкой Кикирилла напрочь забыла о бантиках. Вот так бабуля –
– Бабушка, а у меня будет нос крючком?
– Обязательно. И ещe трeхслойная бородавка на подбородке. И волосы, как истeртая мочалка. Главное, запомни – тебе нельзя делать добрые дела. Ни большие, ни маленькие. Это очень важно. Запомнила? И постарайся понравиться Мраковичу. Будь капризной, нервной, обязательно забудь поздороваться.
Кикимора Болотная подпрыгнула, сорвала с берeзы черный нарост чаги. Переломила пополам, откусила.
– Фу! С-солонющий, – она сморщилась, но гриб не выплюнула, стала медленно пережевывать.
Кикирилла осторожно взглянула на бабушку. Она надеялась, что нарост еще не созрел, а то бабушка начнет долго и утомительно вспоминать о былой жизни.
– …Сначала, дорогая моя, я жила в доме у мельника…
Началось! Сто миллионов раз она все это слышала.
– …Ох и баловница я была… его жене косы путала, детей щекотала, курам перья дeргала…
Сейчас заплачет! Кикирилла не ошиблась. Бабушка утерла слезу, высморкалась в подол платья из болотной осоки:
– …Раньше-то нас, нечисть, уважали. На шкаф ставили тарелку с кашей. А потом, помню, жена мельника сбежала с местным пастухом, и старик женился на другой. Девушка была трудолюбивая, красивая… ты меня слушаешь?
– Очень внимательно.
– Вот что я сейчас сказала? – спросила старушка.
– Девушка была трудолюбивая, красивая. А ты сидела в правом углу от входа, у самой печки. Обычно туда сметали мусор, а чтобы не накликать беду, его не выносили из избы, а сжигали в печи. А потом красавица, чтобы вывести нечистую силу, привела медведя. Ох и поломал он наших…
Вдруг Кикимора Болотная заметила на пеньке промокшего Чертополоха. Он сидел, ссутулившись, поджав под себя ножки, ладонями обняв подбородок. Мыслитель.
– Проблемы? – спросила Кикимора Болотная.
Чертополох ойкнул и прижал к щекам борта фиолетовой шляпы. Он безумно боялся Кикиморы Болотной. У нее была дурная привычка швырять его шляпу куда подальше. Маханет со всей дури и наслаждается видом, куда ее уносит. А Чертополоху потом носись по тайге в поисках.
Вот и сейчас, Кикимора Болотная потянула шляпу вверх. Он повис следом. Глянул вниз и обмер. Хоть и невысоко, но все равно жутковато.
– Ну? – буркнула Кикимора.
– Я… – Чертополох засучил ножками. – Я это… слежу за Желми.
– А где он?
– Ушeл в посeлок и не вернулся.
– А ты почему здесь?
– Так боязно там, в поселке.
Как же Кикимора Болотная ненавидела всех этих медведей, а особенно желтого. И хотя не знала, что случилось с Желми, но надеялась, что это что-то ужасное. Чем хуже, тем лучше.
– А зачем он пошел в посeлок?
– Тон Мракович приказал. В город прибыл зверинец, а в нeм животные содержатся в невыносимых условиях, голодают и все такое. Желми ушeл узнавать и пропал.