Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 3
Шрифт:
— Ну, а Маруся Овчаренкова? — совсем сбитый о толку, спросил Холмов. — Маруся-то где сейчас?
— Там, где и была, — спокойно ответил Кузьма. — После гибели Каргина не захотела председательствовать. По какой причине? Никто не знаеть. Снова подалась в рядовые. Замуж вышла за приехавшего в Старо-Конюшенскую зоотехника. Детишками обзавелась, училась и зараз на птицеферме зоотехником работаеть. Поедем, братуха, сам поговоришь с Марусей. Пускай она тебе подтвердить, ежели ты такой неверующий. Поедем, а?
— А что? Поедем! — решительно сказал Холмов. — И в родных местах
— Когда тронемся в дорогу, братуха?
— Можно и завтра. — Холмов позвал жену: — Оля! Еду в Весленеевскую!
— Что так вдруг? — удивилась Ольга.
— А вот так. Кузьма уговорил!
Глава 9
Как только окончательно было решено отправиться с братом в станицу Весленеевскую и не на машине, а пешком, Холмов, повеселев, сразу же начал деятельно готовиться в дорогу.
Прежде всего была раздобыта карта Прикубанья. Хорошо зная карту и места, по которым собрался пройти, Холмов без особого труда наметил, как ему казалось, самый выгодный и самый короткий маршрут. Затем в магазине были куплены дорожные вещи: удобные для ног кеды, рюкзак, плащ из плотной парусины, лыжный костюм из коричневой фланели и серая кепчонка. В этой одежде Холмов был похож не то на агронома-огородника, не то на немолодого спортсмена-лыжника. Из продуктов было взято лишь самое необходимое: сухари, консервы, сахар, сушеные коржики, а также папиросы «Казбек». Не забыл Холмов сунуть в карман записную книжку и карандаш.
Ольга была опечалена. Смотрела на мужа, одетого в лыжный костюм, на брюки, снизу затянутые резинкой, и понимала, что не всякий решится на то, на что решился Холмов.
— Последний раз прошу тебя, Холмов: не срамись, — говорила она. — Если же тебе так хочется побывать в Весленеевской, то не иди пешком, а поезжай на машине, как ездят все нормальные люди. К чему это чудачество, Холмов?
— А мне вот хочется по родной землице пройти пешком, — весело отвечал Холмов. — На машине-то я много ездил.
— Смешно же! — возражала Ольга. — Представь себе картину, Холмов. Ты плетешься в этой одежонке рядом с конем по пыльной дороге, как какой-то бродяга. Но тебя же знают в области. Ну, допустим, в лыжной одежде узнать трудно. Но могут же люди распознать в лицо. Зачем же срамиться, Холмов?
— Не вижу в этом никакого срама, — отвечал Холмов. — Да и что в том предосудительного, что пройду по родной земле? Посмотрю белый свет, людей. Давно мне хотелось, ты знаешь, вот так, запросто, не спеша, пройти из станицы в станицу, из хутора в хутор. Хотелось, а вот не собрался пойти. А теперь пойду!
«Боже мой, как он переменился! — думала Ольга. — И глаза стали какие-то веселые и странные, и это его упрямство. Влезла ему в голову глупость, и он обязательно ее совершит. Подумать только, на какой позор идет! Алексей Фомич Холмов, тот самый Алексей Фомич, которого любили и боялись, шагает по дороге, как самый последний босяк, а следом за ним плетется конь под седлом… Ничего себе картинка!»
— Не
— Пусть себе думают что хотят!
— Кому нужно твое упрямство? Никто твою затею не поймет и не одобрит. Даже наша соседка Верочка. — И Ольга посмотрела на Верочку, которая неожиданно появилась на пороге с крынкой молока. — Она знает о твоем намерении идти пешком и тоже не одобряет. Скажи, Верочка? Одобряешь этот странный поступок Холмова?
— Не одобряю, — сказала Верочка, ставя крынку на стол. — И не могу одобрить.
— Почему, Верочка? — спросил Холмов. — Что в этом плохого?
— Я не знаю, что в том плохое и что хорошее. — Она зарумянилась и опустила глаза. — Только не надо ходить пешком, Алексей Фомич. Пешком-то ходить тяжело.
— Слышишь, Холмов? — спросила Ольга.
— Это же очень далеко, — продолжала Верочка. — И дорога трудная. Я знаю, как это далеко. Да вы и за месяц не дойдете. Разве нельзя поехать на машине, Алексей Фомич?
— Ну что, Холмов? — опять спросила Ольга. — Никто тебя не поддержит. Да и кто нынче ходит пешком? Кто шляется с посохом по степи? Разве что, извини, сумасшедшие!
— Зачем же вы так, Ольга Андреевна? — с обидой в голосе спросила Верочка. — Так не надо.
— Затем, милая Верочка, что нормальные люди этого не делают.
— А вот я сделаю! — сказал Холмов и улыбнулся Верочке; та смутилась и ушла. — И прошу, Оля, прекрати эти ненужные разговоры. Ты меня знаешь. От того, что задумал, не отступаю.
— Ну что ж, иди, — сказала Ольга. — А я уеду к Антону.
— Вот и отлично! — ответил Холмов. — Поживи у Антона, понянчи внучат.
Теперь Холмова уже не волновало и не тревожило то, что скажет Андрей Андреевич и что подумает о нем Елена Павловна. А вот с сыном перед уходом из Берегового ему хотелось и повидаться и поговорить.
На другой день Холмов взял такси и уехал в поселок к Антону.
— Знаю, сын, найдутся люди, которые станут меня осуждать, — говорил Холмов. — Поднимут на смех, скажут: чего ради пошел пешком? Кому, дескать, нужно это чудачество? Мог бы, дескать, поехать на машине, не позорил бы ни себя, ни других. Честно скажу: мне не хотелось бы, чтобы обо мне так думал мой сын.
— Не буду так думать, — грустно сказал Антон.
— Значит, одобряешь?
— Я не могу, не имею права, отец, одобрять или не одобрять, — ответил Антон. — В том, что ты задумал, есть много твоего, личного, я сказал бы, сокровенного, что родилось в тебе от раздумий и волнений души, то есть то, что хранится в твоих тетрадях, и тут постороннее вмешательство и чужие советы могут принести лишь пред. Но скажу откровенно: мне нравится, что ты, как бы это выразиться, воспрянул духом, встрепенулся, что ли, и решил совершить это путешествие. Значит, есть у тебя еще и душевные и физические силы, а это — самое главное. Я даже радуюсь за тебя.