Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5
Шрифт:
— Почему не проводишь заседания правления?
— Разговоров у нас, Даша, и так предостаточно — и на заседаниях парткома, и профкома, и комсомола, и всяких комиссий. Хорошо, что хоть я не отрываю людей от дела. — Барсуков совсем забыл, что перед ним стоял стакан с уже остывшим чаем. — Как ты не можешь понять, Даша, что «Холмы» — это предприятие и что моя задача состоит не в том, чтобы устраивать дискуссии, а в том, чтобы осуществлять оперативное руководство и давать стране как можно больше сельхозпродуктов, что я и делаю.
— Уже слышала.
— Послушай еще! И ответь на мой вопрос: как же я добился высоких показателей в полеводстве и в животноводстве? Как же мне удалось сделать
— Печаль-то моя не об этом.
— О чем же она, твоя печаль? Говори.
— Все о том же, о Михаиле Барсукове… Не бюрократе и не деспоте. Боюсь, как бы этот добрый, заботливый хозяин не превратился бы в этакого новоявленного работодателя. Дескать, я даю холмогорцам хорошо оплачиваемую работу, забочусь об их материальном благополучии, благоустраиваю станицу. Чего же им еще надо? Так?
— Если холмогорцы живут в достатке, если я забочусь…
— Погоди, — перебила Даша. — Ведь ты не один заботишься об урожае, не один благоустраиваешь станицу, и не одного тебя беспокоит, чтобы холмогорцы хорошо зарабатывали и могли бы построить новый дом или купить «Жигули». — Белым, согнутым подковой гребнем Даша причесала и заколола волосы. — И совершенно ни к чему уверяешь себя и других, что «Холмы» предприятие. Нет, Михаил, «Холмы» — это сельхозартель со своим примерным уставом и своими демократическими порядками, и забывать тебе об этом нельзя.
— Теперь начнешь корить за Казачий курень? Но если разобраться…
— Разбираться-то нечего, все и так ясно, — решительно перебила Даша. — И Казачий курень не причина, а следствие. Причина же — ты, Михаил Барсуков, и в первую очередь следует говорить не о курене, а о тебе. Нельзя в угоду одному человеку тысячи людей устранять от правления своей сельхозартелью. В этом отношении тебе бы надо поучиться у нашего соседа — Василия Васильевича Харламова.
— У Харламова учиться я не буду.
— Это не делает тебе чести… Если бы ты мог посмотреть на себя со стороны, ты бы понял…
— Нечего мне смотреть на себя со стороны!
«Нет, видно, слова мои были ему не понятны, и увидеть себя со стороны так, как вижу его я, он уже никогда не сможет. Так что же делать? Поговорю с братом, может, он что посоветует», — с этими мыслями Даша и вошла во двор Максима.
24
Уютный, не по-крестьянски опрятный двор Максима с квадратными плитами, лежавшими от калитки до крыльца, с темными шатрами виноградника, с цветами и деревянным столиком под развесистой вербой нравился Даше давно, а сегодня, когда она увидела этот зеленый двор перед восходом солнца, он понравился ей еще больше. На что ни смотрела, всюду видела хозяйскую заботу, казалось, что Максим только тем и занимался, что наводил чистоту в своем дворе. Нравился невысокий штакетник, окрашенный в зеленый цвет и обсаженный кустарником, и столбики ворот, и калитки, увенчанные, как шляпками, разными дощечками. По обе стороны дорожки кустилась смородина, дугами поднималась виноградная лоза. От виноградника вела дорожка — уже без
На веранде распахнулось окно, и Настенька, еще в ночной рубашке, непричесанная, увидев Дашу, крикнула:
— Максим! Погляди, кто у нас! Даша пришла!
— Красиво живете, Настенька, — сказала Даша, обнимая подбежавшую Настеньку. — Как на курорте!
— Это старание Максима и Васи.
Максим поздоровался с сестрой, сказал:
— Рано заявилась, Даша. Я еще не брился и не умывался.
— Ничего, и так красивый, — сказала Даша. — Верно, Настенька?
— Когда умоется и побреется, то будет еще красивше, — смеясь, ответила Настенька.
— Рад, очень рад видеть тебя, Дарьюшка, в своем доме, — сказал Максим. — Прошу, присаживайся к столику под вербой. А в винограднике у меня есть особенная беседка. Для важных гостей.
— Значит, мы посидим в беседке.
— Даша, у тебя дело ко мне?
— Даже два. Первое — приглашаю всех поехать с нами на озеро. Поедемте, а?
— Не поместимся в «Запорожце».
— Николай сделает два рейса. Так что, согласны?
— Как ты, Максим? — У Настеньки счастливо заблестели глаза, и Максим понял, что ей хочется поехать на озеро. — Я согласна.
— А что? Поедем, порыбалим, — пробасил Максим. — Говорят, там серебряные карпы сами выскакивают на берег… А второе дело? — спросил он.
— Требуется твой совет.
Настенька разбудила Васю и Олю, и они, узнав о поездке на озеро, наспех умылись, приоделись и, отказавшись от завтрака, побежали к дяде Коле. Пока Максим брился и умывался, Настенька готовила в дорогу харчи: в кладовке взяла кастрюлю для ухи, с огорода принесла пучок зеленого лука и петрушки, в полотенце завернула буханку хлеба. Тем временем ко двору подъехал Николай, и Даша сказала ему, чтобы сперва отвез Настеньку с детьми, а уже потом ее и Максима. Повязанная косынкой, в ярком платье, Настенька села рядом с Николаем, на колени посадила Олю, сзади уместились Люда, Шура и Вася, и проворный «Запорожец» укатил по заросшей бурьяном Беструдодневке так быстро, словно понимал, что ему сразу же нужно было возвращаться в станицу. Когда «Запорожец» скрылся, Даша и Максим вернулись во двор и, не уговариваясь, молча направились в ту самую особенную беседку, что пряталась за листьями в глубине виноградника.
День уже разгорался, сухой, теплый, а в винограднике все еще было прохладно и сыро. Листья нависали зеленым шатром, сквозь них просачивались лучи выглянувшего из-за дома солнца. Максим уселся рядом с Дашей, и по тому, как он сочувственно посматривал на нее и, опираясь локтями о столик, приготовился слушать, она поняла, что брат догадывался о цели ее прихода. И она, ничего не утаив, рассказала и о тех мыслях, которые не давали ей покоя, и о том, что именно не нравилось ей в Барсукове, и о последнем разговоре с ним. Внимательно слушая, Максим сорвал виноградный лист и, покусывая черенок, искоса поглядывал на сестру. Когда Даша умолкла, он положил лист на стол и начал рассматривать на нем красноватые прожилки, как будто в них видел что-то для себя важное.
— Самый простой и самый верный совет — партком, — сказал он, не отрывая взгляда от листа. — Вынеси на партком вопрос о Барсукове и взгрей как следует.
— Видишь ли, взгреть, как ты говоришь, можно бы. Но нужно ли? — Теперь уже и Даша, наклонившись, рассматривала прожилки на виноградном листе, словно бы хотела что-то прочитать на нем. — Если бы это был не Михаил… Михаила я знаю с детства, он же совсем не такой, каким хочет казаться, да и натура у него такая, что рубить сплеча нельзя.