Семен Дежнев — первопроходец
Шрифт:
— Дело говоришь, сынок. Возьмём Агашку. У него язычок хорошо подвешен.
— Мать! — позвал Иван жену, занятую стряпнёй. — Приготовь-ка нам большой жбан медовухи и достань из погреба медвежий окорок. Идём завтра Павлушкину Ираиду для нашего Семейки сватать. Послушай, что сынок втемяшил себе в голову. Люба, говорит, мне Ираидушка, не могу без неё.
— Хороший выбор сделал сынок. Девушка что надо.
Для матери это не было новостью.
На следующий день отправились свататься. Возглавлял шествие Иван Дежнёв, облачённый по
Павел Свирин встретил гостей радушно, пригласил к столу. Северяне гостеприимны, хлебосольны, никогда не выскажут недовольства нежданному посетителю. Из приличия Свирин посетовал — жбан-то с медовухой и окорок зачем принесли. Неужели не нашлось бы для дорогих гостей достойного угощения? Мужик хитроватый, сообразительный, он сразу уразумел, зачем пожаловали гости. И до него давно дошли слушки, что Семейка Дежнёв обхаживает его дочку и, кажется, небезуспешно. Да прикидывался Павлушка простаком, недоумком и делал вид, что визит соседей для него неожиданен.
Поговорили о том о сём. У Дежнёвых корова отелилась. Иван со старшим сыном выбирали место для новой тихоновской усадьбы. У Агашки малого ребятёнка ужалила в ступню гадюка. Мать вовремя спохватилась и позвала бабку-знахарку, Матвеевну. Знахарка высосала ранку, приложила к ней подорожник и прочитала заговор. Малый поправляется — опухоль на ступне спала. Свирин похвастал делами на своей пасеке — в этом году пчёлы дают хороший урожай мёда. А потом обратился к гостям с вопросом — а вы знаете, почему нас прозвали Свириными? Предки наши пришли на север с реки Свирь, что течёт из Онежского озера в Ладогу. Случилось это давно, ещё во времена Великого Новгорода. Вот так и вспоминали разные разности, к делу не относящиеся, пока старший Дежнёв не произнёс:
— Давай-ка о деле потолкуем, соседушка Павел.
— Какое же у тебя ко мне дело, соседушка? — всё ещё прикидываясь простачком, ответил Свирин.
— Будто не догадываешься?
— Ей-богу, не догадываюсь.
— Недогадливый же ты, Павлуша. Ведь мы свататься пришли к тебе. У тебя товар красный, у нас покупатель добрый. Приглянулась твоя Ираидушка моему Семейке. Столкуемся?
— Столковаться не трудно. Да вот...
— Что такое? Не принимаешь сватовства нашего, жених тебе не люб? — вмешался в разговор Агафоник.
— Да нет же, соседушки. Я же ничего такого не сказал. Рассудите меня правильно.
Павел Свирин кашлянул и замялся, не подобрав нужных слов. Ираида, успев переодеться в праздничный сарафан, вышла из-за занавески и с тревогой вглядывалась в отца, гостей.
— Погуляла бы, дочка, — сказал ей строго отец. — У нас тут серьёзный мужской разговор пойдёт. И скажи матери, чтоб стол накрыла.
Ираида повиновалась, хлестнув острым колким взглядом больших
— Так что ты хотел сказать нам, Павел? — жёстко спросил соседа старший Дежнёв, когда Ираида вышла.
— Стоит ли горячиться, Иван? Молоды ещё оба. Пусть нагуляются, присмотрятся друг к дружке.
— Нагулялись, присмотрелись. Не хватит ли? А насчёт молодости не понимаю тебя. Идут под венец и помоложе. Семейке скоро восемнадцать годков стукнет. Посмотри, каков вымахал. А Ираиде все восемнадцать... Какая лебёдушка! Самая пора под венец идти.
— Да разве я против? Коль присмотрелись друг к дружке — вот и хорошо. О другом хочу сказать.
— О чём ещё?
— Надо помочь молодым прочно стать на ноги, обзавестись собственным хозяйством. Ты выделяешь Тихона. Хватит ли силёнок выделить и второго сына?
— С твоей помощью...
— Знаешь ведь, у меня полон дом малых ребят. Мог бы дать за невестой в приданое телку и пару овец.
— Не густо, конечно. Но ведь и я кое-что наскрёб бы для молодых. Или ты что-нибудь другое предлагаешь?
— Предлагаю, соседушка. Будем считать, что беседа наша — это как бы помолвка. А свадьбу отложим до того дня, когда твой Семейка станет мужиком с достатком.
— Достаток-то на дороге не валяется.
— Вестимо. Его надо в поте лица достигать. Почему бы Семейке не поступить на службу к богатому архангельскому купцу? И отправиться в промышленную партию на Новую Землю, на Вайгач или на Грумаант, чтобы промышлять нерпу, белого медведя, песца? Вернётся жених через год-полтора с достатком, отстроит усадьбу, обзаведётся скотиной. И тебе, Иван, сынок будет не в тягость. И мне радость за дочку. Как мыслишь, Иван?
— Как жених мыслит? — ответил уклончиво старший Дежнёв.
Семейка подавленно молчал.
— Говорят, кто молчит, тот соглашается, — произнёс Свирин. — Разливайте-ка медовуху по кружкам и обсудим мою затею.
Толковали до позднего вечера. Иван Дежнёв пытался спорить с Павлом Свириным, но сам сознавал, что выделить второго сына после выделения первенца Тихона ему пока не под силу. Да и на богатое приданое Семейка никак не сможет рассчитывать. Хотя Свириных и нельзя было относить к голытьбе, но многодетная семья была далеко не зажиточна и не вылезала из долгов.
В конце концов, когда медовуха была выпита и копчёный медвежий окорок съеден, изрядно захмелевший Иван Дежнёв согласился с доводами не менее захмелевшего Свирина.
— Поедешь, Семейка, в Архангельск. Пусть Вагин тебе поможет, — обратился Иван к сыну. — И не вешай нос, парень. Помолвка-то всё-таки состоялась. Теперь Ираидка твоя суженая. Верно я говорю, Павел?
Свирин не ответил на прямой вопрос и сказал вроде бы дружелюбно:
— Возвращайся, Семейка, со Студёного моря живым и богатым.